Биография

Вот что сам Грассов говорит о своей музыке: «Я никогда не был сторонником излишней техничности. Моя музыка – алхимический процесс, продолжающийся более 30 лет. Моя цель – затронуть людей самим событием, а не развлечением. Музыка воспринимается с помощью ушей, но способна коснуться самого сердца. Klaus Wiese говорил, что музыка не должна служить развлечением или поражать слушателя своей красотой. Она – для тех, кто понимает, что один цветок может быть прекраснее, чем множество цветов. В музыке время останавливается, она притягивает безвременность. Слушая ее всей душой, словно получаешь божественный дар. Я следую традициям индийской Нада-йоги и ничего не планирую в своих композициях. Мои концерты – импровизации, поэтому я могу играть все что угодно, в зависимости от моего настроения и аудитории».

Матиас Грассов родился в Висбадене в 1963 году, в 70-х играл на гитаре и ударных, в 80-х увлекся возможностями синтезаторов. Он оказался полностью очарован бесконечными возможностями и уникальной гибкостью синтезаторов и вообще электронной музыки, которую он начал создавать сам, в стиле традиционной немецкой электроники и New Age. В конце 80-х он начал работать в стиле Drone Ambient. Drone Ambient и множество форм обертональной музыки обладают психоактивным воздействием, близким к индийской йоге – используя свой голос, цитру, флейты, гитары, поющие чаши и всевозможные самодельные инструменты, Грассов на протяжении последних 20 лет исследует аспекты духовных практик в музыке и жизни. Следуя этим путем многие годы, Грассов пришел к буддизму, суфизму и христианским таинствам, интересуясь также языческими обрядами северных народов, викингов и кельтов. Все больше увлекаясь духовной силой музыки, Грассов познакомился с Клаусом Визе (бывшим участником известной немецкой группы Popol Vuh), который посвятил его в свои особые методы композиции, которые он описывал такими терминами как «поток духовной энергии» и «реальное воздействие». «Все больше и больше я влюблялся в реальную духовную силу музыки, особенно присущую обертоновому пению и северо-индийским рагам».

Обертональное и субгармоническое пение, длинные и глубокие синтезаторные ноты, индийская рага – в начале 90-х Матиас Грассов начал работу над совместными проектами с Рюдигером Гляйсбергом (Rudiger Gleisberg) и Амиром Багири (Amir Baghiri) – Arcanum и Lanzarote Spirits. К середине 90-х удалось наладить сотрудничество с различными лейблами и выпустить несколько наиболее значимых альбомов: In Search of Sanity, Lifecycle, Ambience и Psychic Dome. В 1999 году Грассов вместе с Амиром Багири и Oophoi дали несколько концертов под названием Deep Listenings, инициатором которых стал Джанлуиджи Гаспаретти. Постоянно находясь в поиске новых форм сотрудничества, Грассов выпустил еще несколько примечательных коллабораций – с Клаусом Визе, американским обертональным певцом Джимом Коулом (Jim Cole) и проектом Стефано Муссо (Stefano Musso) Alio Die. Его активность достигла даже таких, казалось бы, далеких от его сольного творчества областей как альтернативный рок (Wintersilence), авангардный блэк-металл (Agrypnie) и фолк-металл (Agalloch). Группа Nostalgia, основанная им в 2001 году, выпустила 4 альбома в стиле готического эмбиента. Однако все же его музыку знают и любят именно благодаря мистическому традиционализму и трансовой основе, которые реализованы в уникальной комбинации электронных инструментов с флейтами, тибетскими колоколами и гонгами.

Namakar По словам музыканта: «Намакар – это описание четырех разных ритуалов инициации: австралийских аборигенов, египтян, индейцев и тибетцев. Как четыре измерения, это четыре возможные кардинальные точки рассмотрения собственной души, самого захватывающего и сложного строения гения создателя. Божественное во мне приветствует божественное в вас, в память о великих священных свидетельствах наших предков». Все пять треков сочинены и записаны Матиасом Грассовым в 1995 году с использованием синтезаторов, поющих чаш, программирования ритмов, секвенсоров, природных звуков и сэмплов. «Моя жизнь и музыка преследуют только одну цель: узнать больше о неизведанном духе в жизни и музыки, и поделиться своим опытом с людьми». На молодого Грассова наибольшее влияние оказали такие артисты, как Steve Reich, Terry Riley, Pink Floyd, Yes, Stephan Micus, David Hykes и особенно Klaus Wiese, чья музыка из поющих чаш просматривается как источник вдохновения на этом альбоме.

Inner Path сочетает игру на чисто акустических инструментах с современной электроникой, сэмплами и звуками природы. «Внутренний путь» открыт к свободному направлению и интерпретациям, и все же фокус здесь направлен на нашу внутреннюю сущность, допуская, что существование здесь, на Земле, – это лишь одно из многих путешествий назад к внутреннему свету.

Outland Очередной трип в глубины бессознательного. Тенденцию к подобной музыке в последнее десятилетие сложно не заметить и у данного явления, само собой, имеются как положительные, так и отрицательные черты. С одной стороны – безусловный плюс к тому, что человек (автор проекта, слушатель) стремится лучше познать свою природу, изучать вещи не только снаружи, но и извне; с другой же стороны – «популяризация» данной темы несколькими ведущими проектами породила большое количество безвкусных и беззвучных двойников, среди которых легко затеряться чему-то действительно интересному. Впрочем, второй пример здесь необходим лишь для того, чтобы показать, насколько данная работа отличается от описанного: определение «очередной» не означает «неинтересный» или «вторичный». Хотя, ожидать чего-то явно неубедительного от этого дуэта вряд ли стоило:  Mathias Grassow, в конце концов, является одним из пионеров жанра, начав свои музыкальные опыты еще в начале 80-х, да и Tom Weiss уже успел зарекомендовать себя на ряде подобных этой совместных работ. Outland – довольно интересная работа, которая максимально совместима со слушателем, который в какой-то мере тоже является автором: именно слушатель задает здесь конечную форму композициям, заполняя пустоты в дроновых полотнах частицей своего «я». И это ни в коей мере не является халтурой или недостатком альбома: вместо того, чтобы навязывать какое-то определенное настроение, авторы позволяют каждому сделать свой выбор – грубо говоря, они выдают космолет, а вот куда на нем отправиться – это уже личное дело каждого. Музыкальное действо представлено минималистичным drone-ambient старой школы, без сомнительных «шаманских» нововведений: тягучие, электронной природы, подложки щедро размазаны по времени композиций, но при этом и не являются полностью статичными – в их основе периодически возникают какие-то новые элементы, берут начало некие новые процессы, и все происходит настолько гармонично, что возникают сомнения: задумка ли это авторов или же музыка обретает личность. Эта музыка берет не напором и помпезностью, которые присущи некоторым проектам второй волны, здесь вибрации дронов напоминают чуткие серебряные нити лунного света – словно натянутые струны невидимой лиры они начинают звучать от малейшего прикосновения духа воспаряющего к полям эфира. На этом альбоме нет того dark-ambient’ального противовеса, который обычно выдавливает тяжесть бытия, подготавливая разум к инъекции бессознательного – приставка «dark» к общему звучанию вполне уместна, но эта «темнота» не кромешная, а сплошь пронзена булавочными огнями звезд, воспоминаний, мыслей – всего того, что, исходя из человеческого естества, находит где-то извне ответные сигнал и возвращается обратно. Такую взаимосвязь, как и говорилось в начале, авторы и постарались изобразить: каждый трек здесь – обрывок этого самого следа, мелькнувшая по звездам тень, случайно распознанный звук, все те нетривиальные ситуации, которые побуждают к размышлениям и внутреннему поиску. И в этом случае Outland является той силой, которая помогает преодолеть притяжение и вырваться за рамки. В какой-то мере данную работу можно охарактеризовать и как космический эмбиент (к чему подводит и оформление), но космос выступает здесь в своей метафизической ипостаси. Тут отсутствует начало и конец: начальные композиции являются закольцованным возвратом гипнотических финальных треков. В любом случае, Outland представляет слушателю добротный релаксирующий материал – эдакий кокон, в который можно завернуться, отгородившись на время от внешнего мира. И, несмотря на расслабляющий лад, мысли здесь становятся более четкими – словно вместо созерцания звездного неба невооруженным глазом начать изучать отдельную звезду в телескоп. Единственным недостатком, пожалуй, можно назвать то, что альбом сыгран уж как-то очень «по правилам», без каких-то спонтанных элементов – безусловно, сказывается мастерство авторов, твердо держащих баланс, но именно это ровное искристое звучание может кому-то надоесть.

Panta Rhei Трудно сказать, стал ли этот альбом действительно первым в более чем обширной дискографии Матиаса Грассова, или же в запасниках музыканта хранятся более ранние вещи – но Panta Rhei звучит как раз в духе дебютной разминки, начальных шагов на долгом пути экспериментов, приведших Матиаса от нью эйджа к пост-индустриальным опытам. Пока же мы слышим показательный пример ранней музыки для медитации и прочего спиритуализма, созданной, вполне в духе того времени, с помощью синтезатора. И если в техническом плане Грассов явно был обеспечен не очень, что не позволило ему создать нечто достойное в плане звука, то сферу своих духовных и творческих интересов он обозначил достаточно хорошо. Немец всегда был вынужден натыкаться на пределы тех или иных носителей, существенно сужающие его широкие амбиции – что поделать, и у кассеты, и компакт-диска есть свой лимит звучания. Вот Summerland, судя по всему, могла бы звучать еще несколько часов, но, сами понимаете, пленка рано или поздно кончается. Этот трек сыгран на синтезаторе в довольно простой манере, ее потом растащат всякие сумрачные металлисты для своих сайд-проектов, но здесь, конечно, заложены совсем другие смыслы и настроения. Рецепт предельно прост: одним пальцем зажимается клавиша на синтезаторе, обеспечивая бесконечный дронирующий фон, другой рукой среди клавиш ищется неясная, импровизационная мелодия, скорее даже набор атмосферных звуков, обеспечивающих особое, сосредоточенно-мечтательное настроение, которое должно возникать у слушателя. Сейчас, кстати, с возникновением этого настроения возможны проблемы – звук получился слишком плоским, дешевым и домашним, хорошо слышно, что все писалось с одного дубля (несколько раз Матиас явно «промахивается»), последующего сведения не слышно. Довольно непредвзятая запись, хорошо идущая фоном, но сейчас абсолютно не актуальная. Самый короткий из представленных треков, Behind the Wall of Imagination, задействует звуки индийской танпуры, поверх которых выстраивается более сложная мелодия – звучит это так же плоско, но довольно живо, для медитации подходит хорошо. Финальная вещь Nabi-Swan – это то, ради чего Panta Rhei можно слушать спустя столько лет. Чувствуется явное влияние Клауса Визе (времен Baraka) в этом бесконечном потоке мистического звучания, где будоражащие наплывы электронного звука сочетаются с раскатистым звоном гонгов и лязгом металлической перкуссии, придающей довольно-таки сумрачные ритуальные. Здесь становится понятно, что по пути прикладной музыки для медитации Грассов будет брести не очень долго, и его душевные прозрения и поиски приведут ее к другому звучанию, более серьезному и индивидуальному. Можно и даже нужно послушать для ознакомления всем ярым поклонникам Матиаса, но особенной ценности сейчас Panta Rhei, как и большинство электронного нью эйджа восьмидесятых, не сумевшего перескочить через рубеж стремительного технического прогресса, увы, не представляет, разве что в качестве исторического факта в биографии плодовитого мастера.

Behind the Evident Void Шестой, если следовать официальной дискографии, альбом Матиаса Грассова, изданный им на кассете в 1988 году (позже все желающие могли заполучить у автора «болванку» с этим материалом), где он продолжает писать музыку для медитации и прочих спиритуальных увлечений, создавая композиции, стилистически близкие к нью эйджу, но для типичного потребителя этого жанра уже чуть более сложные. Также беззастенчиво в дело идет все то, чем примерно в те же годы с тем же успехом занимался старший товарищ и друг Грассова Клаус Визе. Behind the Evident Void все еще страдает от дребезжащей дешевизны синтезаторов и простоты использованных эффектов, но может похвастаться энтузиазмом автора, который всячески стремится разнообразить звучание, при малых возможностях создавая довольно разнообразные треки. Открывает альбом композиция Reflecting Watermirrors, записанная с помощью поющих чаш. То ли процесс записи пошел странным образом, то ли мастерство Матиаса в плане обращения с этим инструментом еще не достигло высокого уровня, но звучит эта вещь не столько размеренно-успокаивающе, сколько резко и раздражающе. У Визе сознание слушателя буквально тонет в обертонах, здесь же их несбалансированное гудение просто режет слух. В Fujara в дело вступает флейта, и здесь у Грассова все хорошо: эффект реверберации, медитативное звучание, ориентальные мотивы, отсылающие к суфизму, и экспрессия, помогающая собраться с силами и на миг заглянуть под полог бытия. Blessings to the Spirits of the Lake Shin – долгая, да просто бесконечная, как вынесенные за скобки шотландские пейзажи вещь, сыгранная на синтезаторе. Типичный амбиент Матиаса, еще не глубокий гул, а медленные атмосферные завитки и волны, дрожащие в полуденном мареве нечеткими миражами. Meditation Waves – индийская тамбура (в списке использованных инструментов не значится, видимо, ее имитирует синтезатор), звучание которой идеально подходит для сопровождения духовных практик, хорошо способствует тому, чтобы вы буквально провалились в звучание этого трека, услышали голоса высших существ, познали свою суть и суть окружающего мира и прочувствовали все то, что обещали нью-эйджевые бестселлеры тех лет. Вещь хорошая (а электронные атмосферы делают ее еще лучше), но весьма стандартная для выбранного жанра. И, наконец, то, ради чего Behind the Evident Void может быть, сейчас и стоит слушать – композиция Minimal Fragments. В первые секунды слышишь, что Матиас разогревается для игры на органе, но затем он переключается на более электронные звуки клавишных и начинает импровизировать, выстраивая постепенно мелодию, которую не устает повторять снова и снова, улучшая ее методом проб и, как ни странно, ошибок – видимо, весь трек он играл «вживую», обходясь без сэмплирования и секвенций, поэтому довольно часто он промахивается мимо нужных клавиш или не успевает нажать их в «правильный» момент. Но именно эти помарки и придают очарование, заставляя следить за дальнейшими трансформациями мелодии, в трансовой репетативности которой можно легко услышать, что ее автор хорошо знаком с «берлинской» школой электроники, где такие долгие импровизации с мистическим уклоном всегда были в чести. Простая, и, наверно, сейчас вызывающая у ее создателя смущение, но все равно отличная работа, демонстрирующая Грассова с несколько неожиданной стороны. В целом же Behind the Evident Void еще одна больше исторически, нежели культурно ценная вещь из его огромной дискографии, позволяющая услышать его первые попытки продвинуться от ученичества к мастерству.

Farewell – лимитированное издание, включающее, кроме основного диска, бонусный CD-R с 20-минутным треком. Альбом этот посвящен памяти Клауса Визе, учителя и близкого друга Матиаса Грассова. Клаус был человеком, жизнь которого полностью посвящена музыке. Путешествуя по миру, он изучал само понятие звука, его изначальный смысл. Проведя немало времени в Индии и Тибете, Клаус Визе вернулся в Европу с новой музыкой, той, которую он считал изначальной. Это глубокий объемный дроновый звук, непрерывный, многослойный, создаваемый тибетскими поющими чашами. Во многом именно благодаря Визе, поющие чаши стали весьма популярным инструментом в среде нью эйдж музыкантов. Матиас Грассов – ученик и последователь музыкальной философии Клауса Визе. Звук – это изначальная творческая энергия, музыка, подобно Логосу платонистов – сила, созидающая Вселенную. Познание мира и самого себя происходит через глубокую медитацию на звуке. Эта основная идея Надха-йоги стала ключевой в философии Клауса Визе. Из нее следует, что для познания самых сокровенных тайн макро- и микрокосма, нужно проникнуть сознанием в поток изначального звука. Для индусов и тибетцев это Ом, первоначальный звук. Мантра Ом, по сути, является голосовым исполнением дрон-музыки, тибетские поющие чаши прекрасно дополняют этот звук, ведь самые большие из них могут создавать плотный, объемный дрон, в самом что ни на есть чистом виде – непрерывный, богатый гармониками потоковый звук. Клаус Визе, а вслед за ним и Матиас Грассов, посвятили свою жизнь созданию такой музыки, исследующей глубины человеческого Я и космической структуры. Клаус Визе сделал огромное количество записей поющих чаш, используя особую технику, при которой звукоизвлечение происходит непрерывно, когда не слышны звуки трения пестика о чашу и нет ударов по чаше. Такая техника считается одним из секретов тибетских музыкантов. Матиас Грассов практически во всех своих альбомах использует записи Визе, дополняя их голосовыми и шумовыми потоками звука. Достаточно часто в его альбомах можно услышать и этнические перкуссии. Грассов и Вайс уже не первый раз сотрудничают, их работы Outland и Insights – прекрасные образцы дрон-музыки в сочетании с этникой. В этом альбоме они использовали перкуссии только в первом и пятом треках, но звучат они весьма кстати. Сложный нечетный размер создает некий едва уловимый грув, переплетающийся с потоком мягкого и теплого дрона, увлекающий все существо слушателя во вселенский танец энергий. Это ритм космоса, ритм рук Брахмана, который создает миры и купает их в потоках энергий. Очень быстро забываешь о себе и своей жизни, сознание так легко усыпляет никогда не прекращающийся в голове диалог с самим собой, вводя организм в состояние похожее на медитацию. Дальнейшие композиции крайне тяжело вербализовать. Чтобы обрести дар речи, нужно вынырнуть, вспомнить себя, прекратить единение с Потоком, взглянуть на его поверхность, утратив при этом возможность видеть его содержание. Уже несколько раз я повторял слова «поток», «объем», «непрерывность», но все они не могут отобразить ту глубину проникновения в Звук и проникновения Звука в твое Я. Это действительно мощное орудие познания дающее возможность ощутить, понять, прочувствовать прикосновение к чему-то Великому и Изначальному.

Tara На альбоме, посвященном памяти Джанлуиджи Гаспаретти (Oophoi) и Кристаина Котарака (лейбл Nextera) музыка Матиаса звучит в точности так же, как у Клауса Визе. Грассов посвящал прощальный альбом и ему, но уже давно ушел от чисто клаусовского дрона к своему собственному звучанию. Было время, когда они записывали альбомы вместе, скрещивая синтезаторные подложки с богатыми резонансами поющих чаш, но с тех пор, как Визе не стало, Матиас увлекся плотным, напористым звучанием, в котором от навеяного учителем медитативного спокойствия оставалось не так уж много, что сделало музыку Грассова более привычной для любителей классического амбиента. Впрочем, нельзя сказать, что Матиас расслабился и пошел «по накатанной», – он продолжает экспериментировать с настроениями и вкраплениями, записывая то мрачноватые саундскейпы (Transpersonal), то ритуальный дрон (Wisdom of Fate) и даже фолк-ориентированную музыку на совсем недавно вышедшем двухдисковом Sonnenwende. Тем не менее, размышляя о смерти двух друзей и коллег, Матиас записал работу настолько созерцательно-умиротворяющую, что невольно вспоминается Touch of Silence Клауса Визе, ведь на этом диске так же замечательно выверен баланс между бесконечно простирающимся дроном и музыкой поющих чаш. Плавно расстилающиеся рукава облачных покровов отбрасывают тень на поля и долины, в которых стоят старинные храмы. В некоторых из них ни на минуту не прекращает звучать один звук, монотонный, размеренно разворачивающий свои спирали тон, уходящий своими вибрациями в поднебесную. Таких потоков несколько, и каждый храм отвечает за свой, в то время как только птицы и небожители могут услышать композицию целиком. Тем не менее, каждый из живущих в долине монахов знает, что нужно делать, для поддержания бесконечно текучей гармонии этой тысячелетней симфонии. Можно сказать, что каждый из музыкантов, создающий гармонические формы амбиент- и дрон-музыки, творит собственный храм, а общие их усилия, сливаясь в поток музыки, издаваемый лейблом и прослушиваемый поклонниками – и есть эта предвечная симфония. Каждый участник этого процесса занимает именно то место, которое должно быть занято, каждый выбирает свою ноту в общей гармонии. К сожалению, сформировавшаяся в 90-х и 00-х сцена метафизического дрон-амбиента постепенно сходит на нет, и не из-за того, что музыканты исписались или обленились, а просто потому, что они так же смертны, как и любой человек на этой планете. Стив Роуч, Стефано Муссо, Роберт Рич, Матиас Грассов и многие другие продолжают начатое с неубывающим энтузиазмом. Их цель – не поражать публику изысками и экспериментами, но поддерживать свой аудиальный столп в общем храме сакрального звука, шпили которого всегда исчезали там, где Абсолют переходит в Ничто, в пустоту. Именно оттуда происходит богиня Тара, и все ее обличья сливаются там, где первоначальный звук оказывается безначальной тишиной. И пока неспешно-медитативные волны этой записи омывают берега сознания слушателей, настает время для того, чтобы следующее поколение архитекторов сакрального заняло свои места в этом процессе. Но эта музыка останется навсегда, вне зависимости о того, кто ее написал, ведь ее завитки простираются от фундамента до самих заоблачных высот.

Bloodmoon Опус «Кровавая Луна» однозначно доказывает, что хоть Матиас и выпускает альбомы как горячие пирожки, делает он их на совесть – полновесно, сочно, атмосферно и насыщенно. Самый что ни на есть настоящий дрон – бесконечный, безвременный, всезаполняющий. Выключая эту музыку посреди трека оказываешься в ужасающей пустоте, все равно что полежать на теплом солнце и резко прыгнуть в ледяную воду горной речки. Слушая этот альбом, хочется, чтобы время остановилось, чтобы эта музыка была всегда и везде, потому что в ней можно услышать множество мелодий, звуков, пульсаций и дыханий. Это музыка сфер, настоящий родник вдохновения, неиссякаемо бьющий из надмирного источника. Его многослойная монолитность дышит и живет, он не давит и не напирает, но увлекает за собой, течет, словно поток света от Солнца на Землю. Ночью этот свет всегда отражает Луна или другие планеты. Когда же наступает лунное затмение, Луна может стать кроваво-красной если Земля повернута к ней своей материковой частью. Может быть это и выглядит зловеще, но уже звездочеты древности знали, что это особый знак. И пока они проводят свои исследования среди мегалитов каменных обсерваторий, простолюдины снаряжают самых смелых юношей на охоту. Они верят, что в такую ночь можно напасть на след особого зверя, который лишь раз в году выходит из чертога вечной зимы. Возможно, это легендарный белоснежный волк, клык которого принесет владельцу нечеловеческую силу. Но какая сила и отвага понадобятся, чтобы победить это существо? И пока весь мир застыл в тишине ожидания, пока кровавая тень зависла над ледниками, волчий вой разносится над обмерзлыми скалами и сосновыми лесами под гул бесконечных северных бурь. Но солнечный свет никогда не покидает мир, он может быть скрыт, может быть невидимым, но всегда присутствует в сердце человека, во взгляде зверя, в воздухе между их лицами. Думаю, этот альбом стал бы идеальным саундтреком для прогулок по снежному острову Солстхейм, если вы знаете где он находится.

Sonnenwende В день, когда первые хлопья снега начинают покрывать собой размытую осенними дождями землю, приходит особое чувство. Скорее даже предчувствие, ведь его сложно выразить словами – что-то близится, что-то меняется. Мир готовится вступить в новую стадию своего существования, и каждый раз это происходит словно в первый. День, знаменующий это событие отмечен на старинной звездной карте незамысловатым значком, но каждый раз в этот период некоторые представители этого мира погружаются в особое состояние. Переходный этап алхимическим светом пронизывает собой души и сердца, вступает в реакцию с накопившимся опытом, рождая нечто новое. Словно внезапно найденная тропа среди лесных чащ, это обновленное состояние души выводит человека на новые просторы, позволяя делать то, в чем состоит его мастерство с новой, невиданной прежде силой. Матиас Грассов прошел большой путь – от традиционного для 80-х синтезаторного нью эйджа к дрон-амбиентным сессиям в компании Клауса Визе, от исследования идей философии Вед к нордическим пейзажам и легендам. Обширная дискография Матиаса пополнилась альбомом, который безусловно когда-то станет особой вехой в его творчестве, отмечая переходные этапы словно точка равноденствия на линии эклиптики. Материал, вошедший на альбом, был записан в течение последних 20 лет, но это отнюдь не сборник раритетов, коими пестрят сейчас каталоги издателей. Это целостная, выверенная и тщательно продуманная работа, в которой гений германского композитора встает в полный рост – не для того, чтоб покрасоваться, но для того, чтобы окинуть взглядом пройденный путь. Как старец со светильником под полами истертого плаща превращается на следующей карте в Сфинкса, величественно созерцающего падение Тифона и восход Германубиса, так и музыка этого альбома разливается невиданным доселе светом по широкому простору всех когда либо созданных Матиасом миров. Все, что копилось годами не устанавливается в виде памятника, но предстает в форме живого, растущего и бесконечно изменчивого существа, чьи мифы только начинают зарождаться. Легкие переливы амбиентов сменяются океаническими дроунами, а неожиданные вкрапления средневековой фолк-музыки придают альбому дополнительное измерение. Выходя за пределы метафизического, эта музыка обнаруживает свое присутствие в земном и повседневном. Она в каждой росинке на листьях папоротника в утреннем лесу, в каждом луче восходящего над ледниками светила. Ветры этой музыки приносят ароматы заморских трав туда, где лишь недавно выпал снег, окутав каждую мельчайшую веточку нежно-белым волшебством. Сменяя полушария и долготу, композиции обеих дисков Sonnenwende облетают весь земной шар вместе с криком перелетных птиц, опускаясь к китовым фонтанам и окунаясь глубже, туда где гулкая масса океанических глубин хранит секреты исчезнувших цивилизаций. Мир совершает один цикл за другим, но человек все время ждет чего-то, глядя вдаль. Его жизнь слишком мала, чтобы увидеть как изгиб времени замыкается в спираль, уходящую в вечность. И только величественная, всеохватывающая музыкальная вселенная вроде этого альбома может помочь пройти по ее виткам от начала до конца, вновь и вновь проживая бесконечный праздник бытия.

Mathias Grassow & Closing the Eternity В одном из далеких уголков планеты находится дверь, скрытый от посторонних глаз сияющий портал, ведущий в кажущийся призрачным мир, где история шла немного иначе, чем в нашей реальности. Там фигурируют те же местности и названия, но события развиваются далеко не всегда так, как мы привыкли. Наша история полна кульминациями гениальных взлетов мысли и падениями в бездну хаоса войн и сражений, но в мире, который изображает этот альбом, временная траектория не знала резких перепадов. Это тысячелетняя история живого организма, единого существа, каждая из частей которого находится в гармонии с другими. Идеалистическая на наш взгляд картина такой реальности не раз вдохновляла наших художников, ученых и мыслителей. Идеи ноосферы, Геи и биологического баланса не раз завладевали умами, но редко реализовывались на практике. Здесь же музыка нам показывает «как могло бы быть если бы», – созданным стараниями двух талантливых музыкантов повествованием увлекая слушателя в таежные заросли. Причем, попадем мы в тайгу трансцендентную – несмотря на обилие звуков природного происхождения, сами композиции существуют в некоем абстрактном, может быть даже астральном виде. Это лишь прообразы, и стоит задать себе вопрос – появились ли они в моменты созерцания величественного храма природы, либо же были восприняты свыше – из обители муз, из страны нестареющей мудрости мира. Монолитная чернота космических горизонтов сольных альбомов проекта из Екатеринбурга здесь была растворена, переварена, абсорбирована и отфильтрована подобно тому, как клетки растений перерабатывают углекислый газ в кислород. Ультрафиолет и тепло, стихии воды и минералов сливающиеся в едином организме. Полностью зеленое оформление альбома и подчеркнутая натуралистичность звучания еще больше настраивают на подобный лад – музыка тем временем постепенно приобретает ширину и высоту, выходя из тьмы подземных рек (их пещерное, гулкое журчание открывает альбом) на поверхность, разливаясь артериями и капиллярами ручьев. Легкие амбиентные линии образуют живое существо музыки, а звонкие обертоны поющих чаш и колокольчиков пронизывают его надмирным присутствием. Лес воплощается в храм, религией которого является воспевание жизни. В этом мире эволюция идет по плавной спирали, огибая каждое существо – от моллюска в глубинах морей, до фрактальных альвеол хвойного океана. Лишь ближе к концу альбома повествование омрачается тревожными нотками – может быть, это отголосок падения Тунгусского метеорита в нашем мире, в 1908 году (чем бы этот метеорит на самом деле не являлся), но и оно быстро рассеивается. Вообще, альбом представляется замечательно сбалансированной коллаборацией – монолитная дроновость Грассова разбавлена природным звучанием и одухотворена полевыми записями российской природы, а мрачная гулкость Closing the Eternity рассеяна по широким просторам, превращаясь из самодовлеющей сущности в некое подобие всепроникающего эфира. Диск, который хочется слушать вновь и вновь – настолько легковесна и текуча его природа. Подобное звучание всегда напоминало мне холодную родниковую воду посреди жаркого лета – хочется пить ее вновь и вновь, даже когда жажда утолена. В данном случае жажда эта имеет экзистенциальную природу. Есть в ней тоска по этому идеализированному миру, что похож на пресловутый «Золотой Век», есть надежда на более гармоничное будущее, а это уже ничто иное, как вера в New Age, золотой век, спроецированный в будущее. Впрочем, все это есть и сейчас, и спиральное течение эволюции так же равномерно идет и в нашей с вами реальности, достаточно лишь посмотреть в более обширном временном масштабе, расширить горизонт самоосознания, выйти за пределы познания исторического к метаисторическому. Но тут уже начинается философия, посему на этом я заканчиваю писать и в который раз поставлю диск на повтор, чтобы засыпая под его дыхание увидеть сны о чем-то большем, чем наше мимолетное пребывание в этом величественном организме по имени Вселенная.

Opus Posthumum Где-то в глубинах галактики, на границе светлых и темных туманностей, в мягких волнах света тысяч звезд, плывут древнейшие планеты, жизнь на которых давным-давно превзошла все наши представления о цивилизации. В то время как человечество все еще пытается выяснить свое место и функцию в организме Земли, становясь то лекарством, то опухолью, в этих мирах давно царит спокойствие. Возможно, именно их обитателей древние провидцы запечатлели в качестве богов и духов, сходивших некогда на Землю. Фантастические истории Рамаяны и Бхагавадгиты – хорошее тому подтверждение. Неизвестно, чем заняты жители древних миров центральной части Млечного пути в наши дни, но, слушая этот диск, легко представить, как отголоски земных событий доносятся в их залитые мягким светом обители. Классическая индийская рага, взятая за основу первых четырех треков на альбоме, звучит так, словно ей пришлось преодолеть миллиарды миль разреженного космоса, где редкие водородные облака и реки солнечных ветров вносили свои модуляции в ее звучание. Звенящие обертоны тампуры, на которой играет здесь Клаус Визе – чуть ли не единственное, что связывает эту музыку с Землей. Но основная роль отведена медленно перетекающим волнам Дроновых потоков. Из этих плотно окутывающих оболочек синтезаторного мира, сотворенного Матиасом, то и дело выныривает протяжное горловое пение Джима Коула, известного по проекту Spectral Voices. Его звуки очаровывают, без единого слова рассказывая истории нашего мира всем тем, кто встречается на пути этой музыки. Дополнительные измерения звуковое полотно приобретает также за счет звучания вины, на которой играет близкий друг музыкантов – Кай Шредер. Внеземная красота и мощь этого альбома впечатляют и возвышают над суетой повседневности. Так легко становится забыть о насущных делах, событиях в мире и в личной жизни, так легко окунуться в безбрежный океан резонансов. Стремление к чему-то возвышенному заложено в каждой душе, но не каждому дано услышать его зов, найти путь, на котором не будет ловушек разума и тела. Наш мир далек от спокойствия: ежесекундно проносятся по всей планете рейсы поездов и самолетов, земной шар погружен в кокон из радиоволн и других излучений. Скоростные каналы данных и потоки информации, текущие по ним – это та среда, в которой вы находитесь сейчас, читая эти строки. Но музыка, звучащая с этого диска, все равно стремится вытянуть сознание куда-то, где нет необходимости мыслить, анализировать, интерпретировать. Туда, где есть только созерцание, безвременность вечного становления вселенского огня, который никогда никогда не был зажжен и никогда не погаснет. Его мерцание можно уловить лишь тогда, когда все движение замирает, где-то за вибрацией самого тихого звука, в тени самых тихих уголков пространства. Ведь это пламя – и есть источник всякого движения, всегда за ним скрытый. К какой бы культуре или традиции ни принадлежала музыка, в своем максимальном развитии она всегда приходит к трансценденции любых различий, к чему-то базовому для все культур. Само название альбома – Opus Posthumum (Посмертный Опус) отсылает нас к работе Иммануила Канта, посвященной философии и метафизике трансцендетного, да и само по себе очевидно намекает на то, что миру живых музыка эта уже давно не принадлежит. Являясь мультикультурной по форме, в своем содержании данная работа Матиаса Грассова достигает фундаментальных основ, на которых строится любая музыка. Этот альбом – вибрации вечности, запечатленные на отрезках времени.

Harmonia Mundi Планета медленно поворачивалась в сторону солнца своей материковой частью. Там, где была темнота космоса, развеянная лишь мерцанием звезд, жизнь шла одним путем, а там где солнце все еще светило – совершенно по-другому. Казалось бы, как может такое быть, чтобы в одно и то же время происходили настолько разные события, как могла целая планета разделиться на два лагеря – тех кто живет во тьме, и тех, кто просыпается с первыми солнечными лучами. Но это было, и это было нормально. Вместо линейно-беспрерывного бега по тонкой нити, называемой «время», жизнь сворачивалась в клубок. И все жило периодами, циклами, сезонами, эпохами, постепенно уходя и оставляя ишь наслоения останков, руин, мусора, корней, нефти, скал, мхов, лишайников, гумуса, звездной пыли, радиоактивных осадков, метеоритных дождей. Все плотно утрамбовывалось, окаменевало, кристаллизовалось, архивировалось для будущих исследователей. Ничего не подозревая о том, что ей суждено стать лишь капелькой нефти, молодая сосна расправляла иголки навстречу утреннему свету. Ее движение было настолько малозаметным в круговороте галактик, пренебрежительно малым – но все же что-то продолжало это движение ощущать. Любое малейшее колебание, пусть даже лишь атомарного масштаба, отражалось на всеобщей ряби, пробегало волной от одного края вселенной до другого, чтобы обнаружить, что края никакого нет – лишь пульсирующая рябь на поверхности раздувающейся пустоты. Не было ничего, что бы нарушало эту гармонию. Все малейшие волны и все сильнейшие катаклизмы пробегали кругами на поверхности Реальности лишь для одного – чтобы исчезнуть под напором уже новых волн. Была в этом такая гармония, которая в итоге приводила все противоречия к общему знаменателю и им оказывался ноль. Кто вам сказал, что на ноль делить нельзя? Еще как можно, даже нужно. Только последствия это дает самые невероятные. Как только мы это делаем, как тут же успеваем пробежать всю поверхность пузыря-вселенной и оказаться в исходной точке. Но уже совершенно другими - не собой, не человеком или пчелой, закружившейся над утренним цветком, не радугой над водопадом, а всего лишь зеркальной гладью, вообразившей, что перед ней другая гладь, чем-то отличающаяся. Но отличий нет. Есть лишь зеркало напротив зеркала, и то, что образовалось между ними. Впрочем, и это тоже – всего лишь сон.