В этой статье речь пойдёт не сколько о нойзе, как вы бы могли подумать, прочитав заголовок, а о музыке, исполняемой музыкантами и о сами музыкантах. Автор набросал своеобразную классификацию людей, пишущих электронную музыку. Очевидно, что данную статью можно было бы дополнить и вспомнить ещё несколько типов. Так же очевидным является то, что мнение автора субъективно, и брать данную классификацию за справочное пособие не нужно, но кое-что почерпнуть можно.
Воодушевление, разбросанные повсюду кольца из магнитной ленты, бесконечные сомнения, что лучше – то или это, что-то среднее или нечто совсем иное, так или эдак – стимулирующие механизмы создателей шумовой музыки столь же расплывчаты и многозначны, как и она сама. Мотивы, в которые трудно поверить, рождают произведения, которые трудно понять. С другой стороны, простейшие приёмы дают убедительные и сразу ощутимые результаты. В этой статье я попытался составить типологию шумовых музыкантов без указания конкретных примеров – надеюсь, читатель сам проследит их.
Конечно, любителям и знатокам эта попытка покажется чересчур смелой, ведь шумовая музыка прошла достаточно длительную эволюцию, измеряемую несколькими поколениями последователей, и насчитывает огромное количество артистов, энтузиастов, движений и школ. Согласен, тема щекотливая и затрагивает интересы многих людей, поэтому опасность грубого приближения неизбежна, и никаких категорий не будет достаточно для того, чтобы учесть хотя бы их большую часть. Но все же…
Материя в жертву идее (идеалисты).
Когда люди, состоящие из плоти и крови, попадают в мета-реальность, они зачастую растворяются в ней, теряют свои индивидуальные черты, отдаваясь во власть главной мысли, которая ими движет. В конце концов, может оказаться так, что музыкант превращается в схематическое изображение этой идеи. Манифесты, звучащие из мета-реальности, не находят соответствующего материального воплощения (в силу своей беспочвенности). Бестелесные, они все больше взывают к философским, чем к музыкальным корням, и без того лишённым смысла. С точки зрения всеобщего хаоса, наступающего по мере приближения конца света, их стремление к чистоте идеи кажется трогательным, но на самом деле утешение только одно – в том, что зверь ещё не одержал безоговорочную победу над духом, и что последний способен искупить вину первого, защищая своего владельца.
Слабоволие и бездарность (слабовольные бездари).
Для них самым болезненным моментом является само желание быть музыкантами, хотя они сами того не замечают. Действительно, столько музыкантов вокруг, и все что-то сочиняют, записывают. Единственная проблема – отсутствие умения играть на музыкальных инструментах. Но это не беда – можно отказаться от них вообще или играть, как бог на душу положит, в конце концов, и это может оказаться оригинальным (взять, к примеру, Паскаля Комелада). Это убеждение крепнет всякий раз, когда они слышат чью-то очередную пластинку: по их собственной оценке, никаких особенных усилий для её записи не потребовалось. К тому же им кажется эксцентричным заниматься подобной музыкой, которую они любят называть «звуковыми извращениями». Все, к чему они в лучшем случае приходят – вялое выражение своей точки зрения, которому недостаёт изобретательности и организованности, чтобы быть доведённым до конца. Бессильные нажимают на клавиши, крутят ручки пульта, забивают память компьютера и очень обижаются, когда через полчаса масса оборудования под управлением их неумелых рук так и не сотворила гениального произведения. Поражает их вера в фантастические возможности техники на фоне их наивного обращения с ней. Чтобы хотя бы что-то предъявить в качестве результата, они довольствуются полуготовыми банальностями, на что в ответ даже самый снисходительный слушатель может лишь пожать плечами. Принцип «все преходяще», будучи применённым к шумовой музыке, находит в таких примерах своё живейшее подтверждение.
Странные существа.
Они тоже бездарны, но слабовольными их никак не назовёшь – наоборот, они всегда находят силы для поддержки своего трагического имиджа, который чаще всего базируется на завышенной самооценке. Своё узкое мировоззрение они расширяют до огромных размеров сценического пространства, населённого шумовыми конструкциями, словно неуслышанными мыслями. Они чувствуют себя исследователями в собственной лаборатории, но со стороны выглядят пустозвонами, выдавливающими из себя одни и те же звуки, не задумываясь о странном противоречии между бесспорным усердием и убогостью результата. Однако им необходимо время от времени поощрять свои труды, например, покупать суперсовременную аппаратуру, иначе их мысли о самоубийстве и прочие деструктивные комплексы могут перерасти в беспросветное безумие. Справедливости ради следует заметить, что среди странных существ встречаются редкие исключения, сияющие словно бриллианты в золе.
Свастиконосцы и клизмофилы.
Неужели действительно так приятно заниматься сексом с разваливающимся трупом или с набитым соломой чучелом? А играть с наполненной водой клизмой? Что ж, это часть нашего чувственного мира, и никто не вправе клеймить позором подобные развлечения. Но совсем другое дело, когда их пытаются перенести в музыкальную область. Народная мудрость гласит: всяк сверчок знай свой шесток! Когда на концерте вместо привычного противогаза надеваешь на голову свиной мочевой пузырь с вытатуированной свастикой и драматизируешь свой нечеловеческий рёв со сцены мощной шумовой атакой, возгласы типа «Открой рот пошире – будешь моим туалетом!» или «Очистить рейх!» покажутся детским лепетом. Сила и могущество музыки снова используются не по назначению, причём чаще всего безрезультатно: опыт показывает, что девять из десяти музицирующих некрофилов очень быстро разочаровываются в своих эстетических идеалах. Но, несмотря на это, сегодня чаще чем, когда бы то ни было, доносятся голоса из урогенитальной области. Что ими движет? Музыкальное вдохновение? Вряд ли. Тогда может быть, пробудившееся призвание? Или жажда общения? Ответ остаётся тайной.
Криптоманы.
Криптоманы – это не просто люди, любящие из всего делать тайну. В детстве их любимой игрой были прятки, и они продолжают играть в неё всю жизнь, считая притом, что только за это их уже можно полюбить. Их жизненная стратегия располагает огромным числом уловок («иллюзорных механизмов» в терминологии доктора Курта Эйлера), которые позволяют им переселить себя и своё окружение в мифический мир. Романтическая склонность криптоманов к камуфляжу рождает большое количество слухов и интриг. Повышенное значение придаётся таинственным псевдонимам, которыми они подписывают мрачные тексты, шепчущие о смерти, виртуальности, цифровых технологиях, прошлом и будущем. Все эти фантасмагории и утопические сценарии становятся непременными атрибутами их альбомов, а сами альбомы появляются словно из обители чародея или из сплетения электрических сетей – музыка тёмная, с ритуальным оттенком, наводящая смертную тоску или погружающая в мистический экстаз. Но такой результат можно считать удачей, достающейся немногим. И к тому же вся эта фонограмма для кукольного спектакля не годится даже для терапии душевнобольного подростка: весь грандиозный замысел рушится, стоит только приподнять завесу над тайной. К сведению интересующихся: «Резидентов» зовут Джек Фуллер, Джонатан Патчен и Кристофер Минтон. Да, их всего трое. Немецкая группа Werkbund состоит из четырёх музыкантов: Клауса Райхерта, Ханса-Юргена Савицки, Барбары Вульфес (она же Мехтильд фон Лейш) и Кая Меллера.
Серьёзные молодые люди.
Когда они берутся за дело, всех прошибает пот. Из самых лучших побуждений, с глазами, светящимися радостью первооткрывателя, и с серьёзностью добросовестного бухгалтера они готовы в сотый раз изобрести велосипед. Напрочь устаревшая техника вырезок и склеек способна заворожить их с такой силой, что и не снилась математикам, безуспешно пытающихся доказать теорему Ферма. Вооружённые наследием Пьера Шеффера – миниатюрной книжицей, торчащей из заднего кармана брюк, они готовы неустанно экспериментировать. Как сияют их розовые щёчки! Их действия всегда сосредоточенны, порой даже напряжены, но в их собственном отношении к музыке заложен аристократизм, к которому примешиваются заносчивость и тщеславие. Продолжая обременять себя и слушателей, они, в конце концов, понимают, что нельзя дважды изобрести велосипед, и, счастливые, принимаются за другие, не менее работоспособные изделия. Им нужно спешить, иначе к тридцати годам они станут похожими на стариков.
Идиллики.
Целиком поглощённые своей моделью действительности, любители безмятежного существования сидят в герметически запертых студиях, задушенные блаженной добродетелью и не ожидающие помощи ни от бога, ни от сотрудников из отдела социального обеспечения. Словно дети богатых родителей или избалованные милостью меценатов, они самозабвенно проводят время в поиске наивысшей гармонии. Они производят впечатление чувствующих, рассудительных людей, избегающих резких звуков и движений. Их любимый музыкальный приём – глубокий низкочастотный гул, который они называют drone или мистическим ландшафтом. На самом деле их пример показывает, что даже на таком сомнительном поприще можно прекрасно устроиться, да ещё и положить себе в карман немного денег, заработанных на собственном лицемерии и продажности. Закрепившись в образе отшельников, они создают свои «звуковые миры» и «шумовые вселенные», больше, правда, похожие на навязчивые сновидения. Вся эта электроакустическая дрянь вытекает из их студий наружу, освобождая их от необходимости самим слушать её, и все становится как прежде: уровень помех – ноль, динамика движений гериатрически уравновешена, никаких болевых порогов на горизонте. Единственное место, где всегда рады идилликам – это фестиваль «Новая музыка», недавно проведённый в Восточном Вандсбеке в рамках благотворительной деятельности местной христианской общины. Но для тех, кто не страдает от старческого слабоумия и от наивного инфантилизма, должно быть ясно: идиллия с её бессмысленным отрицанием реального мира – прибежище дряхлых и обречённых людей.
Друзья техники
Два принципа, служащих категорическим императивом друзей техники: «техника подчиняется нам». И: «делать все, что только можно уже только потому, что это можно сделать». Это настоящие ходячие энциклопедии по информатике, электронике, психоакустике. Им ничего не стоит модифицировать или самостоятельно изготовить соответствующее их музыкальным притязаниям аппаратное или программное обеспечение. При помощи своих причудливых экспериментальных установок, которым трудно даже подобрать название, они создают бесконечно похожие на музыку структуры, главным образом шумовые. Впечатляет теоретическая основа этих упражнений – от нелинейных модуляций белого шума в многоформатных импульсных цепях до гармонического анализа Фурье – одно только перечисление методов генерации шумов звучит как манифест. Но излишняя страсть к конструированию иногда приводит к таким несуразицам, прийти к которым трудно, даже задавшись такой целью. Плачевные результаты ещё больше удивляют слушателя, восхищённого технической подготовкой музыкантов. Почему их инновационный потенциал распространяется только на компьютерную базу и ни на что более? А если друзьям техники и удаётся сделать что-то достойное, то их произведения приобретают ярко-выраженное академическое звучание и комплексность, из-за которой путаются в собственной структуре. Пусть это прозвучит не слишком уместно, но я бы посоветовал им посетить бордель — это им поможет.
08.08.2006
Асмус Титченс