Биография

Скрипичный ключ к джазу.

Сложно отрицать очевидное: времена наивысшей популярности французского джазового скрипача Жан-Люка Понти остались позади, в уже довольно далеких семидесятых. «Так зачем вам понадобилось сегодня вспоминать именно это имя?» – может спросить иной читатель. Что ж, во-первых, ему стоит учесть, что далеко не всякий творческий поиск сопровождается бешеным ростом популярности, а Понти и сегодня несомненно остается человеком творческим и ищущим; во-вторых, сам путь в джаз этого человека был весьма нестандартным и в чем-то поучительным; в-третьих, Понти стал одним из немногих европейцев, заслуживших самые высокие оценки на родине джаза, что уже само по себе делает его фигуру достойной самого пристального внимания. Ну и, наконец, скрипка, инструмент Жан-Люка, – мы пока не слишком много уделяли ей внимания на страницах журнала, а между тем скрипку связывают с джазом отношения давние, хотя и не очень теплые.

Достаточно перелистать хотя бы первые очерки нашей серии «История джаза от Timeless», чтобы убедиться, что в ранних джазовых составах хватало скрипачей. Правда, это были преимущественно белые составы и играли в них, как правило, или несостоявшиеся музыканты симфонических и театральных оркестров, или недавние эмигранты из Европы – итальянцы, евреи, – научившиеся владеть смычком еще на своей старой родине. Неудивительно, что самым ярким скрипачом чикагского джаза 20-х годов стал ребенком привезенный из Италии родителями Джо Венути, прославившийся своими дуэтами с гитаристом Эдди Лангом. Однако для большинства джазменов, особенно темнокожих, скрипка оставалась инструментом, «противопоказанным» джазу. Ее высокий, нервный, но не сильный голос явно уступал по мощи и динамике духовым и ударным, особенно в коллективных импровизациях. Свинговать на скрипке? – это нонсенс! – так казалось многим. И из бэндов, и из малых составов скрипка стала исчезать. Лишь единицам, вроде Эдди Саута или Стефано Грапелли, благодаря их высокому мастерству удавалось опровергнуть это предубеждение. Француз Грапелли стал самым выдающимся скрипачом эры свинга, выдвинувшись опять-таки благодаря дуэтам с гитаристом – знаменитым Джанго Рейнхардтом. Судьба даровала Грапелли долгую и активную творческую жизнь, и он оказал заметное влияние на многих шедших вслед за ним музыкантов. Здесь можно упомянуть датчанина Свенда Асмуссена или российского мультиинструменталиста Давида Голощекина.

Боперы и представители всех последующих направлений в современном джазе жаловали скрипку ничуть не больше своих коллег-традиционалистов. Одиноким и изолированным экспериментатором остался даже такой талантливый музыкант, как Стафф Смит, впервые заигравший на скрипке с электроусилением. Лишь джаз-роковая революция, взорвавшая и разметавшая все и всяческие границы, расчистила путь новому поколению скрипачей. Почти одновременно уверенно заявили о себе вышедший из кругов нью-йоркского авангардного рока Джерри Гудмен и блюзмен Дон Шюгаркейн Харрис, поляки Михал Урбаняк и Збигнев Зейферт, французы Дидье Локвуд и — громче и убедительнее всех других — Жан-Люк Понти.

Даже в годы расцвета Грапелли скрипка оставалась в джазе экзотическим инструментом, на котором играли единицы. Наглядным свидетельством перемен, принесенных джаз-роком, могут служить итоги анкет журнала DownBeat – табели о рангах в джазе, играющие роль некоего музыкального индекса Доу-Джонса. До начала семидесятых скрипка не выделялась в качестве отдельной номинации, а вместе с другими экзотами ютилась в коммунальном общежитии под названием «Разные инструменты». С 1971 г. джазовые скрипачи получили отдельную номинацию. Именно успехи Понти, безраздельно царствовавшего в прежней номинации с 1968 года, заставили критиков уравнять скрипку в правах с такими исконно джазовыми инструментами, как труба, кларнет или саксофоны. Есть некая символика в том, что наиболее полной и органичной интеграции скрипки в джаз добился именно Жан-Люк Понти.

У скрипки есть богатейшие традиции в европейской классической музыке, традиции, идущие от скрипичных концертов Вивальди, от гениальной виртуозности Паганини к высочайшему мастерству Ойстраха, Тибо или Стерна. Скрипку все активнее начали вводить в свои составы рок-музыканты – от Electric Light Orchestra и Gentle Giant и до Pavlov’s Dog. Наконец, джаз в лице Колтрейна и Дэвиса, Мингуса и Коулмена явил миру образцы глубочайших духовных поисков, вылившихся в импровизационную музыку необычайной силы и притягательности. В точке пересечения всех трех тенденций и оказался худощавый музыкальный полиглот по имени Жан-Люк Понти, в равной мере владеющий столь разными музыкальными «языками».

Конечно же, здесь надо назвать и еще один важнейший фактор – время. Живи Понти в иные времена, ему была бы уготована судьба музыканта чисто академического толка. Родился он в семье музыкальных педагогов – скрипача и пианистки. Уже с пяти лет Жан-Люка начали обучать игре на обоих инструментах, а в одиннадцать он окончательно выбрал скрипку. Но когда он в семнадцать лет с высшей наградой закончил Парижскую консерваторию, шел 1960 год. Столичные интеллектуалы зачитывались экзистенциалистами и заслушивались модальным джазом. В студенческих клубах с восторгом встречали дивных темнокожих пророков из-за океана, их саксофоны и трубы несли местным неофитам новую истину.

В числе последних был и юный Понти. Вот как он сам много позже вспоминал то время: «Отец учил меня еще и игре на кларнете, ставшим моим третьим инструментом. В период моей учебы в Парижской консерватории я познакомился с группой молодых джазменов-любителей, игравших один раз в месяц в инженерной школе. Им требовался кларнетист, и я согласился играть с ними. Тогда я еще не имел понятия о том, что такое джаз, но именно там я постиг его азы. Сначала, в течение месяца, это было только хобби, затем, по мере того, как я все более и более увлекался, я стал покупать пластинки и изучать историю джаза. Он представлялся мне некоей разновидностью танцевальной музыки, но современный джаз просто поверг меня в шок. Я самостоятельно выучился играть на саксофоне, что было несложно, если вы уже играете на кларнете. А потом, однажды, совершенно случайно, так как я возвращался с академической репетиции, у меня оказалась с собой скрипка, и я сыграл на ней. Это стало откровением и для публики, и для меня. Впервые я осознал, что мне надо быть джазовым скрипачом. В то время я ничего не знал об истории скрипки в джазе. Я стал изучать ее, обнаружил Грапелли, Стаффа Смита, но никто из скрипачей современный джаз не играл, что меня просто поразило».

К тому времени блестящий выпускник консерватории уже три года работал в престижном симфоническом оркестре. Перед ним открывались отличные перспективы. Но и увлечение джазом становилось все более сильным. Оркестр давал концерты каждое воскресенье и устраивал репетиции три раза в неделю. Джазовые сессии, как правило, затягивались глубоко за полночь. Надо было делать выбор. И Понти его сделал. Во-первых, он решительно предпочел джаз, во-вторых, отвергнув и кларнет, и тенор-саксофон, избрал далеко не столь очевидный путь джазового скрипача. Как показало время, выбор был безошибочным, к джазовым секретам был подобран нужный ключ. Понти решил играть на скрипке именно современный джаз. В гораздо большей степени, чем у своих предшественников-скрипачей, Жан-Люк учился у Джона Колтрейна и Майлса Дэвиса. Его фразировка оттачивалась под влиянием саксофонистов и трубачей бопа и фри-джаза. В этой связи он всегда отвергал наличие некоей французской школы джазовой скрипки и подчеркивал, что в творческом плане не является учеником Грапелли, несмотря на вполне теплые дружеские отношения, которые их впоследствии связали.

Оставив свой симфонический оркестр, Понти стал завсегдатаем джазовых клубов, поражая всех необычным звучанием, неистовым темпераментом и своеобразным преломлением идей заокеанских авангардистов к игре на скрипке. Его заметили. Уже в 1964 году, когда ему было только 22 года, на фирме Philips вышел его первый сольный диск под названием Jazz Long Playing (первые буквы этих слов, как легко заметить, составляют инициалы музыканта). И Грапелли, и другие джазмены отметили весьма зрелое мастерство молодого скрипача. Стафф Смит, к примеру, говорил о нем так: «Присмотритесь к этому пареньку. Парень толковый. На скрипке он играет, как Колтрейн на саксофоне». Свидетельством профессионального признания стало приглашение Понти на саммит джазовых скрипачей в Базеле в 1966 году. Там он был самым юным рядом с маститыми Грапелли, Смитом и Асмуссеном. Прекрасный концертный альбом Violin Summit (Verve), где скрипачам ассистировал, среди прочих, и прекрасный датский басист Орстед-Педерсен, наглядно демонстрирует, что Жан-Люк практически ни в чем не уступал старшим партнерам. Одну из композиций диска, Summit Soul, он сочинил специально для этого в своем роде исторического концерта.

Новые выступления Понти как в Европе, так и в Штатах (где он впервые побывал в 1967 г.), его последующие диски превратили француза уже в не только известного, но и весьма модного музыканта. Он же продолжал нащупывать «свою игру» и не чурался самых неожиданных предложений. Так, от авангардного джаза, сделав головокружительный пируэт, Жан-Люк ринулся в сферу поп-музыки, поработав с Элтоном Джоном на альбоме Honky Chateau (1972г.). Справедливости ради надо сказать, что этот альянс так и остался эпизодом, а вот с Фрэнком Заппой Понти сотрудничал значительно глубже. Несколько раз он ездил с группой Mothers Of Invention в концертные турне, а также участвовал в записи нескольких ее альбомов. Ну, Заппа – это, конечно, не Элтон Джон. Один из оригинальнейших американских музыкантов, он был равно близок (или, если хотите, равно далек) и к джазу, и к року, и к академической музыке, объединяя эти тенденции на фундаменте гротеска и иронии. Его вполне обоснованно считают и изобретателем своей особой версии джаз-рока. Как мне кажется, в полистилистической концепции музыки Заппы Понти почерпнул немало идей для своих будущих работ. Умению же выстроить образцовый джаз-роковый ансамбль Понти учился у одного из самых видных мастеров этого стиля – Джона Маклафлина. С авторитарным шотландцем отношения у Жан-Люка не очень сложились, однако в составе второго Mahavishnu Orchestra он участвовал в записи двух очень известных альбомов: Apocalypse и Visions Of The Emerald Beyond.

В 1973 г. Понти принял очень важное решение, повлиявшее на всю его дальнейшую карьеру: вместе с женой и двумя дочерьми он переехал на родину джаза, в Штаты, и поселился в Лос-Анджелесе. Несмотря на уже весьма громкое имя, он не чувствовал себя до конца удовлетворенным. Ему было мало широкой известности в сравнительно узких джазовых кругах. Жан-Люк стремился, двигаясь своим путем, достичь уровня успехов Кории, Завинула, того же Маклафлина, поднявшихся на волне джаз-рока до уровня популярности и уровня доходов ведущих поп-звезд. Но для того, чтобы двинуться к такой цели, необходима была творческая свобода, подкрепленная финансовой независимостью. Честолюбивых талантов в Америке, увы, хватало своих. Тем не менее, Понти повезло. Добрый волшебник явился к нему в лице шефа компании Atlantic Records Несухи Эртегуна. Последний точно просчитал потенциальные возможности французского скрипача, и в 1975 г. Жан-Люк подписал с Atlantic контракт, предоставивший ему полную свободу в реализации его творческих идей.

Для Понти настал звездный час, который в реальном времени продолжался не менее пяти-шести лет. Он сам стал продюсером своих дисков, основав собственную фирму JLP Productions. Новые альбомы, полностью авторские, с железной регулярностью стали выходить чуть ли не каждый год. Чувствовалось, что музыкант накопил большой потенциал идей и сейчас щедро делился ими с ошеломленными слушателями. Кроме того, очень много времени отнимали и концертные турне, в которых ухвативший жар-птицу – удачу – за хвост, Понти проводил иногда по полгода. В его ансамблях, студийных и концертных, играли, как правило, гитарист, басист, клавишник и барабанщик. Из многих музыкантов, работавших с Понти в этот период, я бы выделил Патрис Рушен (Patrice Rushen) и Алана Зэйвода (Allan Zavod) – клавишные, басиста Ральфа Армстронга (Ralphe Armstrong) и гитаристов Дэррила Стюрмера (Darryl Stuermer) и Хоакина Ливано (Joaquin Lievano).

Но на авансцене всегда оставался сам Жан-Люк Понти. В этот счастливый период ему удавалось буквально все. Каждый новый диск почти автоматически попадал в первую пятерку в джазовых чартах Billboard. Критики не скупились на похвалы. Так, скажем, Тим Шеклот из DownBeat констатировал в 1977 году: «Год близится к концу, а Жан-Люк Понти продолжает уверенно руководить одним из самых популярных фьюжн-бэндов за всю историю жанра». Понти удалось создать свой, несколько отличный от других рецепт фьюжн. Его лучшие альбомы, такие, как Aurora, Enigmatic Ocean, A Taste For Passion, отличает высокая энергетика, которую поддерживает безукоризненная ритм-группа, разнообразие сольных партий клавишных, гитар и, разумеется, скрипки, и совершенно особый романтизм, которым музыка Понти, очевидно, обязана академическому образованию своего создателя. Этот романтизм берет свое начало в давних и славных традициях европейской классической музыки, и тени великих порой возникают в воображении, когда слушаешь такие пьесы, как Echoes Of The Future, Renaissance, Enigmatic Ocean или Mirage. Попутно, Грапелли удалось записать альбом с выдающимся скрипачом-классиком Иегуди Менухиным. В дискографии Понти пока нет аналогичных проектов, хотя с симфоническими оркестрами он играет. Жаль: очень любопытно было бы послушать.

Но вернемся к проектам реализованным. При всей важности вышесказанного основу их прелести и необычности составляет все же само звучание инструмента Понти, то тембровое пиршество, которое первым научился готовить именно он. Не будет преувеличением сказать, что если современную технику игры на электрогитаре создал Джимми Хендрикс, то Понти – это Хендрикс электроскрипки. Сам музыкант объяснял свои новшества требованиями жизни: «Я хочу играть с чувством в окружении хороших партнеров, включая ударника, когда же ударник тоже играет с чувством, у акустической скрипки нет шансов. В симфоническом оркестре звуковое равновесие является неизбежной чисто акустической потребностью, и там на пять медных духовых инструментов приходится двадцать скрипок. Необходимо усиление звука. Поначалу меня это отпугивало, и я много работал над чистотой тона при усилении, но сегодня я играю уже иначе. Скрипка превратилась в новый инструмент, как и электрогитара по сравнению с акустической». И действительно, инструмент Понти способен исполнить практически любой из гитарных электронных эффектов. Впрочем, здесь есть неточность: не инструмент, а инструменты, их гамма у Жан-Люка достаточно широка. Помимо обычной скрипки, он пользуется пятиструнной электроскрипкой «Баркус Берри», выполненной из дерева, хотя и окрашенной в вызывающе голубой цвет (калифорнийская фирма начала делать такие инструменты в конце 60-х), шестиструнным баритоновым инструментом виолектра, струны которого настроены октавой ниже обычной скрипки (эту разновидность изобрел живущий в Англии канадец Брюс Джонсон), а в последние годы основным инструментом Понти стала пятиструнная электронная скрипка «Зета», отвечающая всем современным требованиям.

Не чурается Жан-Люк и электронных клавишных. Так, альбом 1983 года Individual Choice он практически полностью сделал сам, управляясь как со скрипкой, так и с клавишными синтезаторами и ритм-компьютером. Кстати, титульная композиция с этого диска стала одним из первых джазовых видеоклипов. Однако технические новинки хороши, когда они служат инструментом воплощения новых идей, а вот с этим у Понти со временем стали возникать проблемы. Очевидно, он почувствовал это еще в 1980 году, когда распустил свою группу на продолжительные (как предполагалось) каникулы. Однако не прошло и двух лет, как он возобновил активную деятельность, и вот тут, несмотря на все новые и новые технические примочки, в его музыке стало явственно ощущаться самоцитирование, звучание скрипки, утратив острую агрессивность, несколько поблекло. Ни смена фирмы, ни обращение к академическим истокам (альбом Storytelling, 1989) убедительных перемен не принесли. Кризис музыки фьюжн в целом стал и кризисом творчества Жана-Люка Понти.

Новый импульс музыкант получил в 1988 году. В ходе большого концертного турне на родине, в Париже, его познакомили с группой африканских музыкантов – выходцев из бывших французских колоний, играющих народную музыку Западной Африки. Их искусство произвело на Понти весьма сильное впечатление. Идеи сочетания world music с джазом, столь плодотворно разрабатываемые в наши дни, носились в воздухе и тогда. Понти нащупал очень перспективную тенденцию. Через несколько лет он специально прилетел из Штатов в Париж и записал здесь с африканцами альбом Tchokola, изданный фирмой Epic в 1991г. Работа оказалась весьма интересной, и слушать, скажем, такие пьесы, как Ye Ke Ye Ke или Cono, ничуть не менее интересно, чем лучшие вещи джаз-рокового периода. Но, к сожалению, уже следующий «африканский» альбом No Absolute Time при всей свежести звучания африканской ритмики выглядел заметно слабее. Если в предыдущей работе скрипка Понти, словно пытливый путешественник, исследовала тонкости народной музыки Мали и Камеруна, то в новой программе Жан-Люк не слишком убедительно пытается «раскрасить» усиленной ритмикой достаточно пресные мелодические схемы.

Видимо, Жан-Люк и сам почувствовал относительную неудачу, потому что в начале 1997 г. он вернулся к идеям начала 90-х и с группой африканских и американских музыкантов совершил большое и весьма удачное турне по многим странам мира, исполняя музыку в духе Tchokola. А до этого был еще один не менее успешный проект The Rite Of Strings – альбом и гастроли акустического трио, объединившего трех выдающихся мастеров, обязанных своим взлетом музыке фьюжн: Понти, гитариста Эла Ди Меолу и басиста Стенли Кларка. Все трое, помимо индивидуального мастерства, продемонстрировали удивительную сбалансированность звучания, изысканность тем и умение обходиться без дополнительной ритмики.

Вообще, надо сказать, что во второй половине девяностых Жан-Люк демонстрирует высокую творческую активность. Он много выступает перед публикой, активно гастролирует, а фирма Atlantic, с которой музыкант возобновил сотрудничество, порадовала поклонников Понти двумя большими проектами: сборником лучших вещей Понти периода 1975-1985 Le Voyage и концертным альбомом Live At Chene Park. Возможно, Жан-Люка стимулируют успехи его дочери Клары, также ставшей музыкантом, но пошедшей «по женской линии» семейства Понти в выборе инструмента: способная молодая пианистка со знаменитой фамилией издала в 1997 г. свой первый альбом. В любом случае, в ХХI веке джазовый мир еще услышит эту фамилию: лично я уверен, что Понти-папа еще тоже не сказал своего последнего слова и, несомненно, еще порадует нас своим мастерством, а возможно – и новыми идеями.