Ritchie Blackmore нечасто появляется на обложках специализированных гитарных журналов, а его соло кажутся простыми до тех пор, пока сам не попытаешься их сыграть. В пятьдесят с небольшим он решил завязать с хард-роком и полностью переключился на музыку Ренессанса. Однако этот факт не только не снизил интереса к творчеству великого Ричи, но даже заставил его разгореться с новой силой. Созданная Блэкмором и его супругой Candice Night группа Blackmore’s Night раскрыла миру новые грани его таланта и заставила по-иному взглянуть на все творчество маэстро.
Никогда не уделявший особого внимания представителям журналистского цеха, Ричи Блэкмор в последнее время стал более лояльно относиться к нашему брату, в связи с чем у нас появилась возможность пообщаться с легендой современной музыки и спутницей его жизни. Однако мы сразу были предупреждены о том, что нельзя задавать вопросы, так или иначе связанные с Deep Purple и Rainbow. Крепко-накрепко запечатлев это в уме, мы набрали заветный номер и на другом конце провода услышали голоса Ричи и Кэндис. Беседа, о которой еще несколько месяцев назад никто из нас и не мечтал, началась.
Здравствуйте, Кэндис и Ричи! Прежде всего, позвольте выразить свое восхищение вашим прошлогодним концертом в Москве. Это было незабываемое шоу. А какие впечатления от поездки в Россию остались у вас?
Ritchie Blackmore: Спасибо за добрые слова. Мы сохранили самые теплые воспоминания о вашей стране. Эта поездка нас очень вдохновила. Наконец-то я смог побывать на родине великого Чайковского! Меня всегда интересовала русская музыка, ее потрясающие гармонии и мелодии.
Candice Night: Я была в восторге от русского искусства. Купила себе на память красивую шкатулку в русском стиле и книжку сказок.
Кэндис, я знаю, что у Вас русские корни, а сохранились ли у Вас родственники в России?
CN: Да, во мне течет русская кровь. Мой дедушка родом из Одессы. Так что, помимо концерта, у меня был еще один важный повод приехать в Россию. Я собственными глазами увидела страну, где жили мои предки. Но, к сожалению, я не знаю, остался ли здесь кто-то из моих родственников.
В прошлом году вы играли в Москве на большом стадионе, этой осенью планируется выступление в маленьком зале. С чем это связано, и на каких площадках вам больше всего нравится выступать?
RB: Мы работаем на разных площадках. Но предпочитаем старинные замки, камерные залы и церкви. Я с большим удовольствием играю перед сотней зрителей, нежели перед многотысячной толпой. В маленьких залах очень уютная атмосфера, и есть возможность больше сосредоточиться на музыке и собственных ощущениях. Однажды мы играли в берлинском костеле, где благодаря каменным стенам достигался прекрасный резонанс, мы звучали как никогда хорошо, и вся обстановка способствовала полному погружению в нашу музыку. Я люблю, когда в зале стоит тишина. Конечно, мы стараемся, чтобы наши концерты не походили на уроки музыки. Я за полный контакт с публикой, мне нравится, когда мы вместе поем песни, топаем и хлопаем. Но я устал от стадионов и не хочу больше слышать свист и крики.
На московском концерте вы будете представлять свой альбом Ghost of a Rose, который в отличие от предыдущих получился более роковым и энергичным. Не означает ли это, что вы вновь возвращаетесь к своим музыкальным корням?
RB: Вряд ли. Я очень устал от рок-музыки и рад, что смог осуществить свою давнюю мечту – писать музыку в этом стиле. Что касается самого Ghost of a Rose, то он, безусловно, отличается от предыдущих наших альбомов. Его можно назвать итоговой работой, в которой соединились лучшие моменты предыдущих трех пластинок. Поэтому он получился и роковым, и мелодичным, и энергичным одновременно. Но из этого вовсе не следует, что в ближайшем будущем мы запишем полноценный рок-альбом.
Почему вы решили создать проект типа Blackmore’s Night?
RB: Всему свое время. Мысль о подобном проекте родилась у меня еще в 70-е годы, но все это время что-то мешало мне осуществить его – то времени не было, то сил. Потом, когда в 1996 году Rainbow был распущен, у меня появилась куча свободного времени. Тогда я решил, что это удачный момент, и начал писать музыку. Я работал с большим удовольствием, тем более что рядом всегда находилась Кэндис, которая во всем помогала мне. То, что Кэндис будет вокалисткой, я решил сразу. Я чувствовал, что ее голос как нельзя лучше подходит для нашей музыки. Потом мы решили записать несколько песен, и уже через полгода был готов Shadow of the Moon. Мы хотели открыть музыку Ренессанса тем, кто ей не интересовались и даже никогда не слышали. И первый альбом показал, что многие нуждаются в такой музыке.
В Blackmore’s Night Вы играете на акустической гитаре. Вам пришлось изменить технику игры?
RB: Да, мне пришлось придумать для себя новую технику. Теперь я играю в основном пальцами, а не медиатором как прежде. И оказалось, что играть на акустической гитаре гораздо труднее. Удивительно, но после стольких лет игры на гитаре на моих пальцах вновь появились мозоли. Но это меня не остановило. Мне нравится, как звучит гитара, когда чуть касаешься ее струн пальцами. Единственная проблема: во время концерта часто ломается ноготь на пальце и иногда мне приходится пользоваться накладными ногтями. Но это единственный минус игры без медиатора.
Для человека, который всегда играл на электрогитаре, Вы быстро справились с акустической.
RB: Конечно, в начале были некоторые трудности. Я обнаружил, что не могу легко бегать пальцами по грифу как на электрической гитаре. На акустике подъем выше, гриф шире и расстояние между струнами гораздо больше, поэтому все, что играется на акустике, должно делаться с запасом. На электрической гитаре я использую комплект струн 11-46, но я не играю как Jeff Beck, мои пассажи более традиционные, и я не использую так много подтяжек. Несколько лет назад я учился играть на классической гитаре, благодаря чему, как ни странно это прозвучит, научился использовать все пальцы, в отличие от большинства блюзовых и роковых гитаристов, которые используют не больше двух или трех пальцев.
Какие струны Вы используете?
RB: Picato и Newtone.
Вы продолжаете играть на 12-струнной гитаре?
RB: Да. У нее немало преимуществ. Например, мой Alvarez обладает многими свойствами электрогитары. У нее великолепный, густой звук, и многие говорят, что я играю на ней как на 6-струнной гитаре. Для меня в этом нет большой разницы, хотя мои пальцы и убеждают меня в обратном. Но на сцене приходится учитывать некоторые технические нюансы, ведь 12-струнная гитара может потеряться на фоне других инструментов.
Вы уже очень много лет играете на Fender. Почему в свое время Вы выбрали гитару именно этого бренда?
RB: Fender для меня особенный инструмент. Прежде я играл на Gibson ES-335, но затем, услышав Джими Хендрикса (Jimi Hendrix), решил, что моей гитаре необходимо тремоло. Сначала я сделал собственное тремоло, затем прибавил еще одно профессиональное, но меня все равно что-то не устраивало. Наконец я увидел Fender. Я хорошо помню свой первый Stratocaster. Eric Clapton отдал гитару нашему дорожному менеджеру, который передал ее мне. Гитара звучала фантастически, но интонация отсутствовала. Вскоре, я решился и купил себе новый инструмент.
Ваши электрогитары знамениты тем, что имеют скаллопированный гриф. На акустической гитаре у вас такой же гриф?
RB: Нет, для музыки Blackmore’s Night этого не нужно.
Вы пользуетесь дополнительными настройками?
RB: Я оставил стандартную настройку. Моя гитара и без дополнительных настроек хорошо укомплектована.
Сколько у Вас сейчас гитар в коллекции?
RB: Около двадцати. Точно не помню. Большинство из них акустические. Есть и электрические, но их я редко использую. Сейчас я играю на полуакустическом Fender.
Неужели Вы совсем не скучаете по электрогитаре?
RB: Нисколько. Мы пытались создать электрический фон в альбомах Blackmore’s Night, но в итоге пришли к выводу, что музыка Ренессанса должна быть только акустической. Я ощущаю себя почти преступником, когда играю на электрогитаре.
Какие гитары, помимо Fender, вы используете на концертах и в студии?
RB: Чаще всего Alvarez Yari и Taylor. Хотя в студию, в основном, беру Alvarez. Волшебный звук! Эта гитара вдохновляет меня во время турне, я люблю поиграть на ней для самого себя.
Вопрос к Кэндис. Как Вам удается поддерживать свой голос в хорошей форме, и сколько часов в день Вы уделяете занятию вокалом?
CN: Лучше всего мне помогают поддерживать форму концерты Blackmore’s Night. Это хорошая практика. Я не считаю себя профессиональной вокалисткой, я только учусь, и мне еще многое предстоит узнать. Когда рядом с тобой на сцене такой человек, как Ричи, профессиональная планка должна быть очень высокой. Поэтому я занимаюсь целыми днями. Ричи считает: это самый верный подход к работе. Он рассказывал, что когда только учился играть на гитаре, то вообще не выпускал ее из рук.
Что создается вначале: музыка или текст?
CN: Музыка. Ричи сначала очень долго сочиняет музыку и дает мне послушать уже готовую мелодию. Только после этого я пишу текст. Это занятие напоминает мне разгадывание ребуса. Надо подобрать правильную рифму и определенное количество слогов в словах. А так как у Ричи очень выразительная музыка, то сюжет я придумываю практически на ходу. Тем более что я очень люблю литературу XV столетия, будь то легенды, баллады или романы, и часто пишу тексты по мотивам старинных сказаний.
Ричи, когда Вам лучше работается?
RB: Я люблю работать ночью, когда вокруг тихо. Играю, пока не рассветет, и только тогда ложусь спать.
Кэндис, спорите ли Вы с Ричи по каким-либо рабочим моментам и за кем в итоге остается последнее слово?
CN: Конечно, Ричи для меня является безусловным авторитетом. Мне всегда важно его мнение, и я обязательно к нему прислушиваюсь. И здесь у нас редко возникают разногласия, у нас много общих интересов, и это всегда помогает мне найти компромисс.
На вашем новом альбоме есть кавер-версия композиции Jethro Tull Rainbow Blues. Почему вы решили сделать кавер именно этой композиции, и какие вообще отношения связывают вас с Иэном Андерсоном (Ian Anderson)?
RB: Иэн Андерсон – мой хороший друг, а сам я большой поклонник Jethro Tull. Еще в 70-е годы я был впечатлен не только музыкой, но и личностью Иэна, энергией, которую он излучает. У Иэна особый, очень сложный подход к творчеству, и я считаю его одним из гениев в рок-музыке. Что касается Rainbow Blues, то ее предложила сама Кэндис, и я полностью одобрил ее выбор.
В свое время композиция Diamonds & Rust в исполнении Joan Baez занимала довольно высокое место в хит-параде журнала Billboard. Хотели бы Вы, чтобы и Ваша кавер-версия была такой же популярной?
RB: Вы можете мне не верить, но я никогда не стремился, чтобы мои песни занимали лидирующие места. Конечно, приятно, когда ее высоко оценивают, но это никогда не было моей целью. Для меня главное, чтобы через пару лет мне не было стыдно за свою работу.
И что в таком случае Вы думаете про Blackmore’s Night?
RB: Мне не стыдно. Я очень доволен этой работой. Мне приятно, что Blackmore’s Night слушают не только поклонники рока, но и обычные люди.
Не боитесь, что музыка Ренессанса может быстро наскучить?
RB: У меня накопилось много материала по этой музыке, но традиционный подход к Ренессансу уже порядком наскучил. И, если вы заметили, мы экспериментируем на каждом альбоме – но, очень осторожно. Это необычайно тонкая музыка и любой эксперимент должен органично сочетаться с ней.
То есть ваше будущее вы связываете именно с этой музыкой?
RB: Определенно. Мне нравится писать этот рыцарский роман, передавать романтику и благородство эпохи Возрождения. Мы с Кэндис и жить стараемся в духе того времени.
Как вы любите проводить свободное время, если оно у вас есть?
RB: Да, свободная минута выпадает очень редко. А отдыхать мы стараемся в тишине и покое, подальше от безумной современной жизни. Мы живет в лесу, возле моря, в большом доме, который также выдержан в стиле Ренессанса. Днем занимаемся нашими животными. У нас персидский кот и собака. Вечером жжем костер, печем картошку. Вокруг нас собираются соседские ребятишки, и я понемногу приобщаю их к музыке.
CN: Мы много времени проводим в лесу. Иногда ходим на каноэ, играем в соккер и устраиваем праздники. Мы с друзьями одеваемся в старинные одежды, танцуем и организуем факельные шествия.
Вам многое не нравится в сегодняшней жизни. А как вы относитесь к современной музыке?
RB: Я не смотрю телевизор и не слушаю радио, поэтому мне сложно судить о современной музыке и модных группах. Но то, что все же доходит до меня, удручает. Все происходящее на сцене считаю большим обманом лейблов, которые вкладывают «в раскрутку» групп огромные деньги. В мире, особенно в Америке, сейчас не принято вкладывать деньги в талантливых музыкантов, ведь зачастую их музыка не для масс и не сразу приносит большую прибыль. Поэтому удобнее вкладывать деньги в Britney Spears, Шакиру (Shakira) или N’Sync. Но это серийное производство, успехи этих девочек и мальчиков вряд ли кто вспомнит через десять лет.
Как Вы считаете, что помогло Вам стать одним из самых великих гитаристов мира, и какие советы Вы можете дать тем, кто только берет в руки гитару?
RB: Мне сложно ответить на этот вопрос. Я ничего специально не делал для того, чтобы стать тем, кем являюсь. Я думаю, главное во всем оставаться самим собой. У меня есть любимые музыканты, такие как Buddy Holly, Les Paul, Chet Atkins, Jeff Beck. Меня вдохновляет их талант, и я не считаю их живой инструкцией по игре на гитаре. Я всегда играл так, как мне было удобно. И многие критиковали меня, считали, что я делаю что-то неправильно. Но именно благодаря этим нюансам можно выработать свой собственный стиль, который будет узнаваем всегда и везде. Главное, на мой взгляд, довериться собственным ощущениям и не бояться рисковать, экспериментировать и с музыкой, и с инструментом. С Blackmore’s Night я смог убедиться в этом окончательно.
05.04.2007 год, Анастасия Бахметьева, Алексей Холопцев