Немецкий классик электронной музыки – о возросшей популярности краут-рока, новом тональном искусстве и любви к России.
Ханс-Йоахим Роделиус из тех музыкантов, про которых можно без колебаний сказать: «Если бы не он, огромной части современной музыки просто не было бы». Ему 85, и его карьера длится уже более полувека. В конце 1960-х – начале 1970-х он стоял у истоков краут-рока, будучи одним из основателей коллективов Cluster и Harmonia, повлиявших на всё и вся – начиная с Брайана Ино, Дэвида Боуи и Radiohead и заканчивая амбиентом и техно. В 1980-е и 1990-е он экспериментировал с неоклассикой, академическим минимализмом и даже джазом, в нулевые и десятые, продолжая записывать пластинки почти ежегодно, выступал на фестивалях, приводя в восторг аудиторию, годящуюся ему даже не во внуки, а в правнуки. В отличие, к примеру, от коллег по Kraftwerk, Роделиус и на девятом десятке не превратился в памятник самому себе и продолжает искать и осваивать новые музыкальные территории. 9 июня в московском театре Маяковского в рамках концертной серии SOUND UP он выступит с программой в двух отделениях: сыграет свои наиболее известные произведения и представит свой дуэт со швейцарцем Кристофом Мюллером – музыкантом совсем другого поколения и другого бэкграунда, известным, в первую очередь, по проекту Gotan Project, посвящённому современному прочтению танго. Накануне визита в Москву Ханс-Йоахим согласился поговорить с нами о музыке протеста, современной ценности краут-рока, об интересе к России и даже о политике Меркель.
Давайте начнём с шестидесятых. Музыка, которую вы тогда играли сначала с группой Human Being, а затем с Cluster, звучала очень экспериментально. На что вы в тот момент ориентировались? Чувствовали ли вы себя наследниками довоенных авангардистов (например, musique concrete) или же это была попытка создать новое искусство с чистого листа?
Это был старт с чистого листа. У нас в голове не было никаких других идей, кроме как пробовать и искать то, что с точки зрения звука «сработает» и будет адекватно выражать наше искусство.
Дебютный альбом Cluster, после того как группу покинул Конрад Шницлер, – самый далёкий от рока альбом, считающийся классикой краут-рока.
Была ли в этом какая-то социальная составляющая, протестное высказывание?
Ни в коем случае – ну, по крайней мере, сознательным протестом это точно не было. Нашим единственным высказыванием было «Мы хотим сделать это!»; мы совершенно не думали даже о том, получится ли из нашей затеи что-то вообще.
Как вы пришли к идее использовать синтезаторы? Они в то время, должно быть, стоили диких денег!
Изначально у нас не было настоящих синтезаторов. Были тон-генераторы и наши голоса, пропущенные через «заводящиеся» усилители. У Мебиуса (Дитер Мебиус – напарник Роделиуса по Cluster) был альт, который во время игры он держал на колене, я играл на виолончели и на гитаре (используя её тоже, скорее, как звуковой генератор), а первый синтезатор, Farfisa VIP 600, появился у нас много позже.
Вначале ваша музыка была импровизационной, но дальше вы, кажется, перешли на композиционный подход. В какой момент это случилось и почему?
На самом деле мы никогда по-настоящему не переходили от импровизации к композиции. То, что на ваш слух звучит как результат сочинения, на самом деле записанные импровизации, ну, может быть, разве что с использованием наложений в тех случаях, когда этого хотелось отдельным участникам. Так что импровизация, по-прежнему мой приоритет и мой основной язык.
Но при этом вы все же отошли от совсем уж экспериментального звука, в вашей музыке в какой-то момент появились мелодии, гармонические аккорды и классические инструменты в почти неискажённом виде…
Мне кажется, это естественный процесс – обучение через практику. Осваивая какие-то приёмы, я открываю себе двери для новых экспериментов.
В семидесятые вы сотрудничали с Брайаном Ино. Были ли у вас в тот момент контакты с другими британскими экспериментаторами, например, с Throbbing Gristle или Cabaret Voltaire? Насколько вы вообще были в курсе того, что тогда происходило в Англии?
По правде говоря, не особенно. Единственное, что я могу вспомнить (хотя это тоже было много позже), – однажды в Вене я играл совместный концерт с Autechre.
Вам наверняка случалось играть в техно-клубах. Как вы чувствуете себя в этом контексте, это комфортная среда для вас?
На техно-мероприятиях я не играл никогда, но против клубов я ничего не имею. В какой-то момент я был старейшим диджеем в Вене!
Чем вы объясняете резко возросшую в последнее время популярность краут-рока? Что в этой музыке привлекает молодое поколение?
Думаю, её искренность, оригинальность, теплота, качество звука, но в первую очередь – её чистота и невинность.
Следите ли вы за современной электронной сценой? Есть ли кто-то из молодых артистов, кого вы могли бы назвать настоящим новатором?
Я настолько занят своими многочисленными проектами, что искать и слушать что-то специально у меня элементарно не хватает времени. Но время от времени я играю на фестивалях и слышу там интересную музыку, которую я вполне могу назвать новым тональным искусством! Если же говорить о новаторах вообще, то в первую очередь я, конечно, назову своих друзей и коллег – это Dieter Moebius, Asmus Tietchens, Conrad Schnitzler, Brian Eno, все участники Can, Connie Plank, Christopher Chaplin, Tim Story, Dwight Ashley, Tommy Grenas, Christoph Mueller, Laszlo von Ramhorst aka Onnen Bock, Wolfgang Matthes и так далее, и так далее.
Вы включаетесь в совместные проекты с лёгкостью джазмена. Есть ли у вас какая-то философия совместной работы, принцип, по которому вы выбираете партнёров?
Все совместные проекты, в которых мне довелось поучаствовать, возникли случайно. Сначала это были Шницлер и Мебиус (Cluster), параллельно с работой с ними у меня начался период сольного творчества, который продолжается и поныне. Потом случилась группа Harmonia, тоже возникшая как стихийный эксперимент, ну и так далее. Сначала ты знакомишься с человеком, потом вы становитесь друзьями, затем ты пробуешь выяснить, какой метод подходит лучше всего в работе с ним, и, если это сработало и интерес аудитории к этому проекту растёт, вы просто двигаетесь дальше и развиваете эту идею – снова через практику.
Как возник ваш дуэт с Кристофом Мюллером? Он ведь тоже музыкант крайне разнообразный; какие из его проектов вам особенно близки?
Мне предложили сделать саунд-арт для работы Оливье Кюнцеля (Olivier Kuntzel) и Флоранс Дейга (Florence Deygas), и там, в арт-центре в Ангьене под Парижем, мы и познакомились с Кристофом. Так что знакомы мы с ним давно, но записываться и выступать вместе начали уже позже. Что касается его проектов, то мне одинаково нравятся и Gotan Project, и Plaza Francia.
В вашем с Кристофом альбоме Imagori II есть русскоязычные сэмплы, да и в нашей переписке вы употребляли русские слова. У вас есть какой-то предметный интерес к России?
О да, Россия меня очень интересует! Я – немец и очень ценю богатейшую культуру своей страны, но и русскую литературу и музыку я люблю не меньше. Моя юность прошла в советской части послевоенной Германии, мой отец был дантистом, и среди его клиентов было много офицеров Советской армии. Это были очень милые и дружелюбные люди! Кроме того, отец моей жены – русский (честно говоря, я до конца в этом не уверен, но похоже на то). Мою любовь к России питает ещё и то, что русские живут по религиозным правилам, это люди сердечные и любящие. Они думают друг о друге и очень заботятся о своих семьях. Что касается Германии, то я не могу принять одну вещь – политику Меркель. Её главная ошибка – стремление дружить с США и НАТО вместо того, чтобы сближаться с Россией или хотя бы сохранять с ней дружеские отношения как гарантию мира между нашими народами. Миллионы жертв политики Гитлера с обеих сторон плачут на небесах, глядя на это! Я в курсе, что Сталин тоже не был ангелом, но то, что после всего, что сделала Германия, Меркель и Евросоюз, как загипнотизированные, идут за Белым домом, совершенно непростительно. Это очевидное безумие, которое погубит планету, если они не одумаются. Я знаю, что правда в десяти заповедях, и это знание далось мне нелегко. И я достаточно стар и опытен, чтобы понимать, что нужно сделать. Мои доводы – это моё искусство, мои музыка и поэзия, которых не было бы без поддержки моей жены Кристины Мартас (Christine Marthas). Она – мой ангел-хранитель. Мы оба работаем не для того, чтобы обеспечить свои повседневные нужды. Мы здесь, чтобы нести в мир послание: настало время сделать большой поворот.
23 марта 2020 года
Ник Завриев