Через неделю после традиционного новогоднего концерта в церкви Репелен Бас Броехуис, Детлеф Келлер и Марио Шёнвельдер снова были вместе на церемонии вручения премии Schallwelle Awards. Нелегко увидеть этих трёх мужчин вместе. Бас живёт в Нидерландах, Детлеф – в Моерсе, а Марио – в Берлине. Подготовленное к концерту Repelen, который вымотал их до предела, и начатое в Бохуме в перерыве между церемониями награждения, это интервью закончилось неделю спустя, когда Марио Шёнвельдер остался один, в своей берлинской студии. Это была возможность обсудить выход следующего альбома, Green, и последние находки от Manikin Records.
В прошлые выходные вы в одиннадцатый раз выступали в маленькой церкви в Репелене. Что это за место и как вы сюда попали?
Detlef Keller: Если я не ошибаюсь, эта церковь – одна из старейших в регионе.
Bas Broekhuis: Она датируется 7-ым веком, не так ли?
DK: Да, она была построена на месте бывшей синагоги.
Mario Schonwalder: Там, где когда-то стоял римский храм.
DK: Именно так. После основания церковь была постепенно расширена до нынешнего вида. Как мы пришли к тому, чтобы играть там каждый год? Всё началось со статьи, которую я прочитал в газете, написанной учителем, который тоже играл электронную музыку в качестве хобби и рассказывал об этом. Я позвонил ему, и он посоветовал мне связаться с пастором. Приход организовывал довольно много концертов. В то время их было, наверное, около пятидесяти в год, или почти один в неделю. Каждую неделю разные жанры, и не только духовная музыка. Много светской музыки: донские казачьи хоры, русская музыка, фольклор, органные концерты.
BB: А позже – на гитаре фламенко с Tierra Negra [группа Рауги Эберта].
DK: Я объяснил пастору, что мы делаем, и он дал нам добро. На следующий год, в 2005-м, мы дали наше первое выступление в церкви. В первый раз оно было довольно скромным, но потом приобрело значительные масштабы. Нам приходилось отказывать людям, люди толпились в боковых проходах и даже на улице. Настолько, что в 2011 году мы решили добавить ещё одну дату. С тех пор мы играем два вечера подряд: первый «чисто электронный» концерт в пятницу вечером с нами тремя. Во второй вечер к нам присоединяются Рауги, Томас и Ева с гитарой, скрипкой, танцами, лазерной арфой… всё, что нужно!
MS: Что не перестаёт нас удивлять, так это то, что мы были бенефициарами с самого начала. Продолжать такие приключения можно, только если ты безубыточен. И нам не только удаётся это сделать, но в конце дня мы всегда получаем небольшой бонус. Великое событие, которое до сих пор доставляет нам столько удовольствия спустя столько лет, и которое является финансово жизнеспособным: о чём ещё можно просить?
DK: Следует отметить, что мы – единственное мероприятие в церкви, где вход платный. Все остальные бесплатны и в конце выступления передают поднос для пожертвований. Мы не можем себе этого позволить, потому что у нас неснижаемые постоянные расходы.
Какая публика приезжает в Репелен, чтобы увидеть вас?
DK: Как ни странно, аудитория состоит в основном из обычных любителей электронной музыки.
BB: В основном это местные жители и соседи.
DK: Я занимаюсь предварительными продажами в Интернете, что позволяет мне каждый год замечать новые имена. Многие из них приводят друзей на следующий год. Мы пользуемся отличным сарафанным радио. В результате наши постоянные посетители реже узнают знакомые лица в зале.
MS: Потому что сама музыка выходит далеко за рамки нашего жанра. Мы добавляем этот уникальный акустический штрих к электронике.
Как вы познакомились с Рауги Эбертом и Томасом Кагерманном?
MS: Мы познакомились с Рауги в 1997 году. Мы были приглашены на мероприятие, в котором участвовали оперный певец, скульптор, гитарист фламенко – Рауги – и мы. Он присутствовал на нашем саундчеке и, пока мы играли, начал импровизировать на гитаре. Мы тут же предложили ему повторить то же самое в тот же вечер, во время концерта. Эта пьеса появилась на втором компакт-диске Keller & Schonwalder, выпущенном вскоре после этого. С тех пор мы поддерживаем связь. Что касается Томаса Кагерманна, то он играл на скрипке в качестве гостя на нескольких альбомах Клауса Шульце. Его можно часто услышать на двух томах Contemporary Works [2000].
BB: И на Moonlake тоже [в 2005 году].
MS: Мы познакомились на фестивале Liquid Sound в Бад Зульце в 2003 году. Это был первый раз, когда мы играли вместе.
Мероприятия с ярко выраженной индивидуальностью и очень разной атмосферой – это нечто особенное для BK&S. Наряду с Repelen, этот фестиваль является одним из ваших других крупных ежегодных мероприятий. В чём его суть?
MS: Фестиваль Liquid Sound – это гастрольное мероприятие, которое проводится каждый год в термах Toskana в Бад Орбе, Бад Зульце и Бад Шандау. Мы проводим его уже как минимум двадцать лет. Нет, я преувеличиваю: пятнадцать лет. С 2001 года.
DK: Идея заключается в том, чтобы слушать музыку под водой.
MS: Основатель мероприятия, Микки Реманн, развлекался разработкой водонепроницаемого гетто-бластера (тип переносного музыкального центра), чтобы выяснить, как звучат киты в их естественной среде, то есть под водой. Затем он захотел распространить эту концепцию на музыку. Он просто адаптировал своё открытие.
Я не понимаю этого, я никогда не был там раньше. А где зрители?
DK: В воде! Вы можете плавать и делать всё, что хотите. Это солёная вода, вы плаваете на поверхности, катаетесь на скейтборде, но ваши уши погружены в воду. Физически звук под водой распространяется в пять раз быстрее, чем в воздухе. Это объясняет, почему киты могут общаться друг с другом на очень больших расстояниях. Согласно тому же закону физики, под водой вы не слышите низких частот или слышите их очень слабо.
MS: С другой стороны, высокие частоты звучат фантастически.
В конце концов, вы ведь не единственные, кто отвечает за саундтрек?
MS: Нет, есть много других артистов. Вольфрам Спира – один из них. Пожалуй, он участвует в проекте чаще всех. И именно он познакомил нас с Микки. Как я уже говорил, в 2003 году мы также встретили там Томаса Кагерманна. Каждый месяц Микки организует Full Moon Concert, который мы впервые посетили в том году. Во время сеанса с несколькими музыкантами мы начали слышать очень странный, очень низкий звук. Я оглянулся. «Кто это играет?» Я посмотрел на Баса: он был сосредоточен на своих барабанах. Детлеф? Он играл соло. Я повернулся к Герду Винекампу: тоже не он. Потом появился этот парень, играющий на скрипке очень, очень медленно. Это был Томас Кагерманн. У нашего техника была хорошая идея открыть канал на микшерном пульте, чтобы мы могли записать его игру на дорожке. Томас делает это постоянно. Это никогда не планируется. В зависимости от вдохновения в данный момент он играет на скрипке, берёт в руки флейту или начинает петь. Вы когда-нибудь видели, как он поёт под свою скрипку? Иногда он извлекает из неё такие прекрасные звуки! Вы можете подумать, что он кусает струны, как Джими Хендрикс, но на самом деле он использует преимущества деревянного резонансного ящика инструмента, который даёт его голосу этот удивительный эффект.
Возвращаясь к Repelen, как возникла идея привлечь танцовщицу к участию в ваших шоу?
DK: Ева – жена Томаса. На первом концерте, в котором участвовал её муж, Ева была просто частью аудитории. Внезапно, в середине песни, она начала делать несколько танцевальных шагов в притворе. Зрители повернулись к ней спиной, но пастор заметил её. Вместо того чтобы танцевать самой, он предложил ей присоединиться к нам на сцене в следующем году. Так и случилось.
BB: То есть каждый год мы представляем новые идеи, новую постановку.
DK: Возможно, этим объясняется наше долголетие. Многие мероприятия исчерпывают себя через два-три года. В один год сцена была закрыта большим занавесом, и люди могли видеть, как Ева превращается в китайские тени. У нас есть и другие идеи на следующие двадцать лет. Но тогда придёт время оборудовать сцену пандусами для наших инвалидов!
MS: Я бы хотел, чтобы мы пригласили на сцену художника. Он бы рисовал на белом холсте, пока мы выступаем. На этот раз не музыка была бы использована для иллюстрации картины, а совсем наоборот.
DK: Ребята, я думаю, что церемония сейчас начнётся.
Марио, мы говорили о Репелене и фестивале Liquid Sound. Есть ли у вас в планах ещё какие-нибудь мероприятия подобного рода?
MS: Мы хотим играть в самых неожиданных местах. Не всегда в обычном концертном зале, планетарии или церкви. В первую неделю ноября состоится очередной фестиваль Liquid Sound, и мы, вероятно, снова будем участвовать в нём. Прошлогодний концерт в пещере Дечен также прошёл хорошо. Мы должны вернуться туда с нашими друзьями из Pyramid Peak. Не в этом году, но в 2016-м. Это почти решённый вопрос.
Какие у вас ближайшие даты?
MS: После двух лет работы мы наконец-то собираемся выпустить наш новый альбом Green, который начнётся там, где закончились последние пять минут Direction Green. В честь этого события мы дадим стартовый концерт в планетарии Бохума 6 июня. В то же время мой проект с Франком Роте, нашим звукорежиссёром, приведёт к первому настоящему концерту Filterkaffee 18 апреля на фестивале E-Day в Нидерландах. Filterkaffee уже дважды играли вживую: первый раз в Берлине, чтобы сопровождать сессию чтения. Второй раз – на фестивале B-Wave в Бельгии в 2013 году, чтобы продемонстрировать инструменты Manikin Electronic. В Oirschot мы отправимся с публикой в часовое и десятиминутное путешествие в 70-е годы. Никаких ритмов, никаких битов, только секвенсоры, меллотрон и эффекты. Всё на 100% аналоговое, с небольшим количеством плагинов, таких как Omnisphere и программное обеспечение Arturia. Второй альбом Filterkaffee выйдет в тот же день. После Filterkaffee 101, я дам вам угадать название: Filterkaffee 102! Вы, французы, точно знаете толк в кофе. Как вы знаете, 101-106 – это стандартные форматы кофейных фильтров. Таким образом, всего мы сможем сделать 6 дисков. Потом нам придётся сменить машину!
Давайте поговорим о Manikin Records, вашем лейбле, который даёт вам много свободы.
MS: Моей целью никогда не было стать успешным или богатым, а просто производить музыку, которая мне нравится. Если люди считают её классной, приходят на концерты и покупают пластинки, мне этого достаточно. Manikin позволяет мне разделить с ними мою страсть к одному стилю музыки. И всё же, то, что чувствует каждый человек, слушая наши записи, может быть очень разным. Более двадцати лет назад одна девушка подошла ко мне после концерта и сказала, что наша музыка идеально подходит для занятий любовью. Я никогда не думал об этом! Если вы посмотрите на логотип Manikin, то увидите, что это человеческое чучело, манекен, но его поза может вызывать самые разные чувства: танцует ли он? Нападает ли он на вас? Он протягивает руки? Каждый может интерпретировать это по-своему. То же самое касается и стиля нашей музыки.
О каком именно стиле вы говорите? Электронная музыка – это огромное поле.
MS: Термин «электронная музыка» – это просто категория, плод воображения. До появления техно было время, когда любая музыка, в которой использовались синтезаторы, автоматически классифицировалась в музыкальных магазинах как New Age. Раньше это называлось космической музыкой. Но это всего лишь фигура речи. В действительности я не делаю «электронную музыку», я использую электронные инструменты для создания музыки. На самом деле, слоган Manikin – «Электронный тональный сигнал из Берлина», а не «Электронная музыка из Берлина». То, что Карлхайнц Штокхаузен музицировал в 50-х годах, уже было электронной музыкой. Сегодня всю музыку можно назвать «электронной» в том смысле, что, независимо от жанра, электронные инструменты присутствуют везде. Поэтому нет особого смысла определять жанр на основе инструментов.
Но связь есть.
MS: Действительно, если убрать ритм из техно сегодня, что останется? Останется только электронная музыка в том виде, в котором она существовала в 70-е годы! Один музыкальный журналист как-то сказал мне: «Молодые люди, которые сегодня веселятся на танцполах, в конце концов состарятся. Они больше не будут ходить в клубы, но, возможно, им по-прежнему захочется слушать электронную музыку дома». И Manikin как раз в центре этого. Это наша ниша. Мы делаем точно такую же музыку, но без танцевального аспекта. Так что рано или поздно эти люди обратятся к нам.
При условии, что они знают о вашем существовании!
MS: В этом-то и проблема. Нам нужно продвижение, нам нужно заплатить соответствующему рекламному агентству. Иначе мы обречены оставаться в нише. Это правда, что Интернет позволяет мне связаться со всем миром. Но пытается ли весь мир достучаться до меня? Вот в чём вопрос. Мы должны быть более активными. Такие инструменты, как Bandcamp, какими бы полезными они ни были, являются лишь средством обеспечения доступности, а не установления контакта.
В течение последних нескольких месяцев Manikin повсюду развивали идеи в надежде привлечь этих новых поклонников. Например, вы выпустили сингл Mopho Me Babe. Это довольно редкое явление в этом стиле музыки.
MS: Музыка для Mopho Me Babe взята из студийной сессии, которую мы подготовили для концерта Fanger & Schonwalder в E-Live в Ойршоте в 2012 году. Мы сыграли только три трека из пяти запланированных. Позже мы поняли, что в одном из них есть что-то такое, что привлекает массы. Такую музыку можно услышать по радио, на телевидении, в саундтреках к фильмам. Мы решили сделать из неё сингл, дополненный несколькими ремиксами, как и должно быть. Но вам ещё нужно поделиться ею с нужными людьми в нужное время. Например, найти продюсера, которому она нужна для компиляции или саундтрека.
Что касается CD и DVD Entspannung Pur – Pure Relaxation, то они напоминают мне своего рода new age переупаковку каталога Manikin. В то время как Берлинская школа – это ниша, едва признанная СМИ, музыка нью-эйдж завоевала награды на премии Grammy.
MS: New Age – это не просто стиль музыки, это движение, философия. Мы хотели больше обратиться к людям, интересующимся релаксацией, что не совсем одно и то же. В Германии в некоторых аптеках есть музыкальные стенды, посвящённые релаксации. Там нет ни Tangerine Dream, ни Клауса Шульце, а скорее буддистские вещи, гонги и звуки природы. Именно там мы и хотели оказаться. Для этого нам пришлось немного изменить наш стиль. Mopho Me Babe потребовала такой же адаптации. Мы сильно упростили песню по сравнению с нашим обычным стилем. Возможно, нам стоит перезаписать её и убрать ещё несколько треков. Но их не больше шести или семи. Для нас это не так уж и много. Это вопрос не только темпа, но и структуры. Всё должно быть настолько просто, насколько это возможно. Я не имею в виду это в уничижительном смысле, наоборот. Чтобы песня понравилась как можно большему количеству людей, в ней должно быть что-то быстрое. Поп-музыка очень проста. А «Битлз» сделали миллиарды на трёх аккордах. Поэтому, когда я микшировал Green, я попросил Франка Роте не стесняться убирать любые треки, которые он считает лишними: если я играю не в такт, если звук Детлефа ничего не даёт… Вы знаете, каково это на сцене. Всем всегда есть чем заняться, и каждый музыкант хочет покрасоваться перед публикой. Поэтому звук обязательно должен быть намного громче. Я, конечно, преувеличиваю, но в этом есть своя доля: быть на сцене – это почти как стриптиз! В студии, с другой стороны, вы можете без колебаний устранять и очищать.
Не было ли целью вашего клипа Frankfurter Allee с Лутцем Ульбрихом обратиться к более молодой и модной аудитории, сняв клип в машине в Берлине?
MS: Мы были в контакте с производителем этих знаменитых сейчас камер Go-Pro. Все уже использовали их для съёмок лыжного спорта или дайвинга, но ни у одной музыкальной группы не возникало идеи использовать их. Именно это мы и предложили компании. Трек был записан вживую в машине с помощью пяти или шести камер, расставленных по салону. За рулём была жена Томаса Фангера Марика. В клипе видно, что мы ездим кругами по городу. На это есть причина. Мы отправились с Александерплац, где находится телебашня. Оттуда мы хотели выехать из города в направлении Франкфурта-на-Одере, через Франкфуртскую аллею. Но, как назло, в это время на проспекте был полицейский пост, и Марика не знала, как отреагируют полицейские на то, что три парня с iPad и гитарами будут заниматься музыкой! Вот вам и анекдот. Если говорить более серьёзно, то мы не случайно выбрали это место. Франкфуртская аллея – это веха в истории Берлина. Во времена ГДР она ещё называлась Сталинской аллеей. Именно здесь 17 июня 1953 года Красная армия подавила кровавое восстание рабочих – тех самых рабочих, которые построили здания, расположенные сегодня вдоль проспекта и показанные в клипе. Эти вещи хорошо знакомы берлинским хипстерам, ведь это район, через который они проходят ежедневно. Возможно, они наткнутся на этот клип?
Sylvain Mazars
7 апреля 2015 года