Это интервью было подготовлено Фрэнком Гэвином и опубликовано в журнале Synapse Magazine номер 2-5, март/апрель 1978 года.
Tangerine Dream, самая заметная синтезаторная группа на сегодняшний день, добилась широкой известности благодаря концертным турам, саундтреку к фильму Sorcerer и продажам альбомов. Есть основания полагать, что предстоящий альбом Tangerine Dream, а также возможный саундтрек к американскому научно-фантастическому телесериалу и европейское турне, после которого они могут приехать и в США, сохранят их имидж на публике. Однако имидж уже не будет прежним. С уходом Петера Бауманна в поисках независимости и двумя новыми участниками, один из которых барабанщик, всё будет выглядеть по-другому, если не звучать по-другому. Но что касается последнего, Фрёзе говорит, что он удивлён результатами.
Чем вы занимались в последнее время?
Чем мы занимались? Прямо сейчас, готовим следующую сессию записи нового альбома. Мы начинаем работать 3 января. Европейское турне начнётся 17 февраля; возможно, оно пройдёт и в Штатах, по крайней мере, на данный момент это выглядит именно так.
В примечаниях к саундтреку «Колдуна» Уильям Фридкин рассказывает о том, как он прислал вам сценарий, а вы прислали ему свои записи; о ваших впечатлениях от его работы. Были ли вы довольны, что получилось из вашей работы?
Если быть честным с вами, а я всегда стараюсь быть честным, хотя это может быть немного опасно, возможно, для имиджа группы, но мне не нравится фильм. Может быть, дело в том, как музыка вписывается в картину. Я видел оригинальную версию, фильм Анри Жоржа Клузо The Wages of Fear, который вышел в 1953 году, и он сделан в том же духе. Я думал, что будет что-то новое. Это ужасно, потому что мы живём в новую эпоху, в новое время, и эта история для меня ничего не значит. Люди путешествуют по неизведанным дорогам со взрывчаткой. Это так нереально. Сегодня никто бы так не поступил. Ситуация для нас была совершенно удивительной. У какой группы есть шанс создать музыку для полнометражного голливудского фильма? Это здорово, но с другой стороны, мы так близки к нашей музыке, к тому, что мы пытаемся сделать, к тому, что мы пытаемся объяснить через наш опыт. Так что, если речь идёт о полнометражном фильме, или просто короткометражка, или сериал по телевизору, всё должно быть вместе. Всё должно быть синхронизировано. И мы просто не были удовлетворены этим.
Мне показалось, что альбом очень хорош, если брать его отдельно от фильма.
Мы тоже немного боялись такой ситуации. Мы так много сделали, чтобы попытаться разъяснить сценарий – мы очень много работали над музыкой, а то, как она вписывается в картину, совершенно не соответствует тому, что мы пытались донести.
Он также использовал кое-что из Hymns & Spheres Кита Джаррета.
Это другой момент. Мне нравится музыка Кита Джаррета. Я действительно люблю этого сумасшедшего, гениального клавишника. Но я думаю, что он (Фридкин) мог бы сообщить группе, что использует чужую музыку. Чего он не сделал.
Он сообщил вам об этом только позже?
Только после того, как мы впервые увидели фильм в Лос-Анджелесе. Мы были очень удивлены. Мы подумали: «Боже мой! Где мы это играли? Где мы это записали?» Мы не знали – мы просто не могли найти место той паре интерлюдий, которые, как выяснилось позже, принадлежали Джарретту.
Вы слышали Hymns & Spheres?
Я купил его позже, и он мне очень нравится. Он записан в церкви в Германии.
После такого опыта, будете ли вы когда-нибудь записывать саундтреки?
Есть план сделать музыку для американского научно-фантастического сериала. Недавно начались переговоры. Я не знаю, как далеко они продвинулись. Это может быть хорошим шансом попасть в мейнстрим.
На вашем Macula Transfer (3-й сольный LP) посвящение гласит: «Дэвиду Боуи, Игги ... и призраку Шопена». Какое значение имеет это посвящение?
У меня есть очень странная история, связанная с этим, я никогда не говорил об этом раньше. Я не уверен, хорошо ли об этом говорить, но тем не менее: Я был вместе с Дэвидом, наверное, полгода. Я навещал его в студии Hansa by the Wall, где он записывал альбом Low, а когда после этого он записывал альбом Игги Попа - это был первый раз, когда я встречался с ним в течение продолжительного периода времени. У нас начались странные дискуссии о музыке. И он приехал в Берлин и пробыл здесь около года. Мы периодически виделись. Между нами завязалась дружба, и появились возможности для совместной работы над проектом. До сих пор, из-за невозможности выполнения обязательств, у нас не было никаких шансов.
Я заметил, что направление, которое он выбрал в последнее время, не похоже на «Я больше музыкант, чем техник».
Да. Однажды он подошёл с моей пластинкой Epsilon in Malaysian Pale и сказал мне, как сильно она на него повлияла. Это было довольно странно, я не ожидал этого от такого парня, как Дэвид. Но я думаю, что со Station to Station он совершил весьма странный прыжок в новую для себя область.
Что вы думаете о направлении, в котором он движется?
Я думаю, что ему довольно трудно это делать. Он определённо потерял много своих последователей. Нужно решить, хочешь ли ты заниматься только детьми, или, когда ты становишься старше, заняться чем-то другим. Я думаю, это очень личное решение. Оно не имеет ничего общего с бизнесом.
Вне зависимости от того, как это влияет на его популярность, нравится ли вам направление, в котором он движется?
Мне нравится.
Я думаю, что Heroes – это ещё один шаг вперёд по сравнению с Low.
Да. Я тоже так думаю, но одна из проблем в том, если вы не знаете ничего о процессе, о том, насколько работа Фриппа и Ино повлияла на его звучание, то трудно воспринять этот переход.
У меня есть ощущение, что то, что делает он, то, что делаете вы, то, что делает Ино, в целом свидетельствует, не говоря о том, как это закончится, о том, как движется мейнстримная музыка. За этим стоит сила технологии…
Да, я думаю, это правда. Но, как ни странно, я помню, как на Рождество прошлого года Ино остался в Берлине на пару дней и пришёл к нам во время репетиции в старый кинотеатр, который мы арендовали, и это было такое странное занятие. Мы поняли, что никогда не сможем работать с ним. И он никогда не сможет работать с нами. Но он смог работать с Дэвидом. Странно, не правда ли?
Он просто подходит к использованию электроники под другим углом, чем вы?
Совершенно под другим углом. Наверное, это звучит напыщенно, но мы действительно изучали это, около пяти лет. Мы потратили много времени и денег на изучение технологии, которая делает возможным то, что мы пытаемся сделать. Мы очень рано поняли, что для того, чтобы разобраться во всём этом и заставить его работать на вас, его необходимо хорошенько «обучить». В противном случае это просто трюк. Например, написать попсовую песню и наложить на неё несколько электронных звуков.
Как Саммер и её продюсер?
Да, да. Все об этом упоминают. Все спрашивают: «Ну, а что ты думаешь о Донне Саммер, которая использовала секвенсор в том номере?». Меня это расстраивает, в некотором смысле. Нам понадобилось пять лет, чтобы довести до совершенства зачатки возможностей использования секвенсора в сочетании с другими звуками и устройствами. Кто-то приходит, даёт ему то, что для меня, по крайней мере, является очень упрощённым обращением с устройством и вдруг все обращают внимание, только потому, что это оказывается украшением вокруг поп-мелодии.
Я полагаю, что её продюсер не имел к этому практически никакого отношения?
Да. Я знаю Джорджио Мородера. Он любит именно такие вещи. Ценности поп-музыки.
Я понимаю, что вы имеете в виду. Я никогда раньше не смотрел на это с такой точки зрения. Я начал думать об этом как о шаге в эволюции. Тот прорыв мейнстрима с использованием электроники, тот, который, несомненно, помог создать.
Да, да, наверное. Но как часто теперь секвенсор будет использоваться ниже своего потенциала? Мы, конечно, не получили за это никакого официального признания. А сколько людей использовали его до нас? В основном он использовался только в очень академической среде. Уолтер Карлос и некоторые другие… всё это меня очень расстраивает. Так или иначе, мы изучали всю техническую сторону около пяти лет. Вам нужно многому научиться, и это очень тяжело. Вам предстоит узнать так много вещей, которые в любом другом случае были бы вам совершенно неинтересны. Лично я чувствую, что я больше музыкант, чем техник. Но вам приходится изучать все эти кнопки, переключатели и технические функции. Это ужасно. Я ненавижу это.
Я полагаю, что это будет связано с большим количеством математики.
Да, точно. Я тоже это ненавижу.
Раньше я тоже ненавидел это, пока не начал интересоваться им.
Именно, именно. И первый успех, которого вы добиваетесь в этой области, заключается в том, чтобы осознать, что всё, что вы вкладываете в эти машины, это то, что вы получаете на выходе. Если это делается со всей серьёзностью, с некоторыми знаниями, это может быть что-то очень творческое и новое; прямо в данный момент. И это первый шаг к успеху. И после того, как вы его сделаете, вы захотите добиться ещё большего от этих технических гигантов. Так что вы продолжаете работать, продолжаете работать и в процессе забываете, как это тяжело. Вы можете достичь определённого уровня удовлетворения, но вы продолжаете идти дальше…
Со времён «Фаэдры» вы значительно увеличили количество используемого оборудования, не так ли?
Мы начали в 1971 году с одного маленького синтезатора, который был построен компанией EMS в Лондоне. Синтезатор с управляемым напряжением VCS3. Сейчас мы используем на сцене около двадцати шести различных типов. С тех пор возникла одна большая проблема – невозможность зайти в магазин и купить то, что нам нужно, потому что мы уже купили всё, что было на рынке, а крупные компании говорили, что не могут делать модификации специально для нас, потому что это очень дорого. Поэтому мы основали небольшую фабрику. «Крис и я спросили его, что он хочет сделать» здесь, в Берлине, с тремя или четырьмя людьми, под названием Projekt Electronic Berlin, и они выполняют любые наши требования. Они сделали синтезаторы, которые удовлетворяют большинство основных потребностей. Мы сделали так: нарисовали несколько схем, как должны выглядеть функции, какие фильтры нам нужны, сколько банков осцилляторов, как должна работать огибающая, и тому подобное. Разбирались, где взять отдельные материалы. Некоторые мы получили из Америки, другие из Англии, третьи из Франции; так что мы собрали все необходимое со всего мира. Теперь у нас есть очень сложное оборудование. С другой стороны, не забывайте одну вещь. Они никогда ничего не создают сами по себе. Многие люди могут подумать, что если они видят большой синтезатор, такой как Projekt Electronic, то им достаточно просто взглянуть на него, и получится прекрасный звук. Ничего не получится, кроме того, что, по крайней мере, было запрограммировано в машине. И если вы хотите запустить одну и ту же программу или программы в течение всего тура, хорошо, вы можете это сделать. Но это не очень креативно и не очень приятно, поэтому вы так не делаете. Поэтому вы создаете новую программу для каждого концерта, и это занимает, возможно, два или три часа каждый день. И это не может быть сделано дорожной командой. У них должно быть столько же опыта, сколько у вас, и даже тогда откуда им знать, в каком направлении вы хотите двигаться в следующий раз? У нас есть несколько заранее запрограммированных аранжировок, но с ними становится очень скучно. Один из идеалов Tangerine Dream на протяжении многих лет – импровизировать, никогда не играть один концерт дважды.
Как Кит Джарретт, в некотором смысле.
Да, точно. Так лучше, так более человечно, более творчески.
Вы сказали кому-то в другом интервью, кто сравнивал вас с Pink Floyd, что вы не согласны с тем, что они слишком структурированы.
Мы начинали почти на той же платформе, что и они – с наркотического опыта и всех так называемых психоделических вещей. Но потом мы отошли от той области, которая начинается, когда вы сочиняете заготовки и играете их каждый вечер. Это делает вас больным, убивает вашу творческий потенциал. Поэтому они перешли в коммерческую сферу. Я могу согласиться: Я знаю некоторые доводы, я встречался с этими ребятами. Я могу понять, почему они это сделали. Но что касается того, что это часть музыки: музыка – это как процесс. Она и вы должны продолжать создавать что-то новое.
Полагаю, это понятно, хотя я думаю, что несколько лет назад у них был застой. Вероятно, они устали быть в минусе. Постоянно всем должны денег.
Да. И они даже не встречаются друг с другом.
Правда?
Да, они так далеки друг от друга в своих личных взглядах, вплоть до их вкусов и убеждений в музыке. Дэйв Гилмор всё больше интересуется фолк-музыкой и обычными гитарными штучками. А Ник Мэйсон – барабанщик, если вы понимаете, о чём я; и большая часть материала, я думаю, делается басистом. У них довольно странные отношения. С личной позиции, вне бизнеса, очень легко критиковать кого-то, говорить: «О боже, какую хорошую музыку они делали пару лет назад, а теперь они делают это коммерческое дерьмо»; я слышал это… (знаю, почему это делается). Но если вы знаете, почему это было сделано; какие проблемы могут возникнуть у группы после десяти лет совместной жизни, это вполне нормально…
Хотеть есть?
Конечно. Даже если вы станете успешным, деньги могут сделать с людьми множество странных вещей.
И это не может купить творчество. Группа людей, какими бы творческими они ни были, может работать вместе только до тех пор, пока не исчезнет чувство взаимопонимания.
Верно. И это одна вещь, которая может оказаться для вас совершенно новой - потому что у нас были те же проблемы с нашей группой. Мы переформатировали группу четыре недели назад. Внутри группы была очень жёсткая дискуссия о том, чтобы стать более коммерческими, а не оставаться некоммерческими. Питер Бауманн построил ещё одну студию, хотел больше заниматься продюсированием. Мы с Крисом спросили его, что он хочет делать – хочет ли он прогрессировать в музыке или хочет залезть в свою студию и выпускать хитовые синглы? Мы оставили это на три месяца, а потом стало очевидно, что он не может принять чёткого решения. Поэтому мы сказали ему: «Слушай, мы хотим продолжать, нам нужно прогрессировать, поэтому, возможно, будет лучше, если ты уйдёшь». Вот и всё. Мы добавили ещё двух участников, и теперь группа состоит из четырёх человек. Один из них – англичанин, который играл в самом начале существования Steamhammer, Стив Джоллиф. Он будет играть на электронном саксофоне, множестве синтезаторов и клавишных. Это очень опытный, всесторонне развитый музыкант, который работает уже около десяти лет, пишет и играет. Кроме того, мы добавили барабанщика. Это довольно странно, не так ли?
Да. Я помню, как вы говорили во время работы над Phaedra, что прошли через все эти глупости, имея в виду барабанщиков и бас-гитаристов.
Но это же ненормальная ситуация для барабанщика. В нём будет использовано много электронной перкуссии и обычной перкуссии, в частности, устройство, известное как триггер-том. Триггер-сигнал поступает прямо в синтезатор и может изменить звук барабана на что-то другое. Его можно подключить к небольшому компьютеру, чтобы сигнал шёл на другой инструмент и мог влиять на него после изменения формы волны. Мы сделали это, потому что хотим вернуть эмоциональную составляющую игры на инструменте. Одним из наших фирменных знаков был секвенсор, и именно он создавал бас-линии, что, по сути, было нашей ритм-секцией. Но он работает очень автоматически, в регулярных ритмах, и, если вы хотите нерегулярные ритмы, вы можете их получить, но это всё равно не очень эмоционально, это просто нажатие кнопок. Сейчас будет лучше, если это делает барабанщик, если это человеческая рука, с палочками, контролирующая каждый импульс.
Немного больше плавности?
Звук не так уж сильно изменился, вы должны понимать, но есть стержень эмоций, чувств посредством спонтанности, чего не обеспечивает применение автоматики. Я сам был очень удивлён результатами. Мы репетировали вместе около четырёх недель. Затем наступило время работы в студии для записи нового альбома. Нас очень радует, что мы всё ещё можем прогрессировать и не скатываемся в однообразие коммерческого музыкального рынка. Мы вместе уже около шести с половиной лет. И мы заработали довольно много денег. Это просто не так сильно повлияло на нас с Крисом. Питер был немного другим. Ему нравилось иметь много денег и путешествовать по всему миру. Не было достаточно времени, чтобы тренировать пальцы и мозг. Мы были недостаточно вместе, чтобы тренироваться как единое целое, но теперь мы всё восстановили.
Значит, Питер собирается больше работать с продюсированием?
Думаю, да. Это то, чем он хочет заниматься. Он перестал работать. насколько я знаю, над чем-либо своим. Но он создал несколько материалов для кого-то другого. Он, как я уже сказал, построил большую студию в Берлине, и я думаю, что он просто хочет работать в ней. Я думаю, это лучше, чем надоедать друг другу.
Одно время вы работали с Клаусом Шульце?
Да! Первый альбом, который мы записали, Electronic Meditation, весьма необычный, вышел в 70-м году. В то время он играл только на барабанах. После этого он решил отказаться от ударной установки и больше заниматься клавишными.
Мне очень нравится Mirage LP, который он выпустил в прошлом году на Island.
Мне тоже. Я думаю, что это, вероятно, лучшее, что он когда-либо делал, толковый и очень педантичный.
Какая музыка оказала на вас наиболее сильное влияние?
Классическая. Опять же, мы не стремимся делать из этого что-то грандиозное, но мы все с раннего возраста приучены к классике. С детства я люблю Баха, точнее, Иоганна Себастьяна. Наверное, это величайший бас-гитарист всех времён. Гайдн, Шуберт. Многие романтики. Шопен, Лист, Мендельсон, импрессионисты. Дебюсси, Равель и так далее. Современники – Барток, Шенберг, Стравинский, Ксенакис и Булез, которых я очень люблю. Средневековый хорал очаровывает меня; пение и многоголосие, как…
Григорианские песнопения?
Я люблю григорианские песнопения.
Это очень хорошо видно по тому, как вы используете голосовые записи, я думаю.
Они такие чистые. Я встаю утром очень рано, обычно с восходом солнца – самое подходящее время для них. Григорианские песнопения.
Как вы думаете, с этим новым ансамблем вы, возможно, будете больше использовать живой голос?
Я бы очень хотел, да. Мы думали об этом. Я просто не хотел бы, чтобы его использование, если мы возьмёмся за это, или использование всего, что мы делаем, стало настолько стандартизированным, что приобрело бы качество «хита». Это могло бы стать ловушкой, если бы от этого зависели наши средства к существованию. Если вы делаете то, что хотите, и это действительно сделано решительно, с убеждением, возможно, аудитория тоже это чувствует и знает, хотите ли вы просто подурачиться или нет. Если это действительно серьёзно, то люди могут согласиться на это на ваших условиях, и с годами добиться определённого успеха. Может быть, не настолько, чтобы заработать миллионы, но, чтобы хватало на жизнь. Это всё, о чём вы можете просить. Это всё, чего хочу я. Может быть, когда-нибудь потомки оглянутся на нас и увидят в нашей работе что-то очень важное, что-то историческое, может быть, даже что-то вечное. Но вы даже не думаете об этом, потому что это заставляет вас чувствовать себя неловко. Вы не беспокоитесь ни о славе сейчас, ни о посмертной славе, ни о деньгах, пока их хватает на ваше искусство. Вы просто делаете его, и делаете его честно.
Frank Gavin
1978 год