Ричард Боун вырос в Саванне, штат Джорджия, провёл несколько лет в Гринвич-Виллидж в Нью-Йорке учась в школе и получая музыкальное образование, а в настоящее время проживает в уединённом шато Боуна на Род-Айленде.
Раннее музыкальное влияние Боуна включает United States of America Джозефа Берда, его «первое настоящее знакомство с современной электроникой, используемой в рок-формате без гитар». Когда он жил в Нью-Йорке в начале 80-х годов, Боун был членом успешной театральной группы Shox Lumania, которая много гастролировала и выпускала материал на лейбле ROIR. Примерно в это же время он начал работать над несколькими экспериментальными сольными материалами, некоторые из которых были выпущены в Европе на таких лейблах, как Chrysalis France.
В 1991 году Боун основал свой собственный лейбл Quirkworks Laboratory Discs для выпуска метко названной причудливой поп-работы Quirkwork. За этим последовал ещё один релиз в том же духе, X Considers Y. Выход альбома Ambiento в 1994 году ознаменовал начало нового направления в музыке Ричарда Боуна - амбиент/космическая музыка. Хотя такие релизы, как Metaphysical Mambo и нынешний Electropica, объединяет использование латинских/тропических ритмов, Боун видит свою нынешнюю миссию как «путешествие в мистику».
Расскажите мне о самых ранних событиях в вашей жизни, связанных с музыкой, и о том, как они повлияли на то, чем вы занимаетесь сейчас.
Я помню, как примерно в возрасте 8 или 9 лет купил один из тех маленьких катушечных магнитофонов, который использовал 3-дюймовую катушку. Первое, что я делал, это переделывал электронику, чтобы получить искажённые или приглушенные звуки. Вскоре мне пришло в голову, что если отрезать кусок ленты длиной в фут или около того и прикрепить его к себе скотчем, то можно получить бесконечные звуковые паттерны. Конечно, я не знал, что вскоре это будет называться петлеобразованием, но я мог часами заниматься подобными вещами. Мне очень повезло, что родители очень поощряли такое поведение. Через несколько лет я купил свою первую электрогитару и подключил её к созданным мной устройствам. В магазинах я всегда рылся в корзинах с пластинками в поисках незнакомой музыки (наверное, я всегда был таким), и однажды я наткнулся на LP с простым названием Electronic Music на лейбле Turnabout. Когда я принёс её домой и включил, я был просто очарован звуком, выходящим из колонок. Радио Top 40 всегда казалось мне безвкусным. Даже когда я начал играть в местных группах, я был тем, кто всегда пытался получить «странные» звуки. Думаю, для меня это было и всегда будет связано с исследованием звука. Но, знаете, для меня странные звуки только ради странности – это так же скучно, как Top 40. Это должно быть сдержано структурой и композицией. Вот почему я так и не смог до конца понять, что это такое, пока не услышал LP The United States of America в 67-м году. Это была рок-группа, использующая только примитивную электронику и обладающая навыками написания песен. Эта пластинка изменила мою жизнь и поставила меня в тупик. Я хотел делать ЭТО. Мне так повезло, что недавно я нашёл Джозефа Берда, основателя группы, и рассказал ему, как много он для меня значил. Он прислал мне ноты одной из песен с того LP, который я слышал много лет назад. Теперь он висит в моей студии, где я могу видеть его каждый день, когда сажусь за клавишные.
Какие виды формального обучения вы проходили в течение многих лет в отношении вашей музыки?
Никакого! Я пытался изучать теорию музыки, и это меня полностью испортило. Я начал всё анализировать. Думаю, для меня лучше просто доверять своему внутреннему голосу (голосам).
Был ли какой-то момент, когда вы сказали себе: «Я бы хотел зарабатывать этим (музыкой) на жизнь»?
На самом деле это было скорее осознание того, что ничто другое не доставляет мне такого удовольствия. Я всегда был наиболее счастлив, когда находился в состоянии творчества. Благодаря ряду личных решений и благословений мне посчастливилось провести свою жизнь, занимаясь тем, для чего Боги дали мне жизнь.
Ваше обучение драматическому искусству в Нью-Йорке как-то повлияло на вашу музыку?
Да, конечно. Вообще-то я начинал как актёр. Но для меня это было как-то неестественно. Я начал общаться с людьми, работающими в экспериментальном театре. Однажды мы ставили шекспировскую пьесу A Midsummer's Night Dream. Режиссёр спросил, есть ли кто-нибудь, кто мог бы создать атмосферные звуки ночного леса. Я вспомнил, как маленьким ребёнком играл с магнитофоном, и вызвался добровольцем. Я купил 4 магнитофона, что дало мне 8 каналов. Я разместил 8 колонок в разных местах дома, чтобы можно было перемещать звук над, под и вокруг аудитории. У меня был взрыв. Следующие пару лет я провёл в бродвейских постановках, используя эту технику.
Какими были ваши первые оплачиваемые работы в качестве музыканта, и было ли это тем, на что вы рассчитывали?
Ну, первой по-настоящему оплачиваемой работой был театральный саунд-дизайн, о котором я только что упомянул. Но, по правде говоря, у меня было несколько групп или я был в них. Для меня всегда было просто радостно делать то, что я делаю. Честно говоря, я не помню, какие работы я делал за деньги, а какие – ради возможности просто поиграть. Всё это было (и есть) ради любви к искусству. Это и возможность жить в Дхарме. Делать то, для чего я был создан. Что, кстати, не означает, что нужно быть «успешным», чтобы жить в Дхарме. Это просто тот маленький трепет возбуждения, который возникает в центре вашего тела, когда время не имеет никакого значения, и вы знаете, что делаете то, для чего были предназначены.
Расскажите мне о вашем раннем опыте в музыкальном бизнесе и о том, как это привело вас к созданию собственного лейбла Rumble Records.
У меня действительно не было никакого опыта в музыкальном бизнесе до того, как я выпустил свои ранние работы на собственном лейбле Rumble Records. Случилось так, что я постоянно работал в театре в Нью-Йорке. Я чувствовал, что мне нужен перерыв. Честно говоря, мне было около 20 лет, и я хотел перестать быть ответственным и просто повеселиться от души. Поэтому я взял отпуск примерно на два года и переехал в Форт-Лодердейл, где жил на яхте. Как вы можете себе представить, большая часть этих двух лет прошла как в тумане. Однажды я зачем-то зашёл в музыкальный магазин и увидел очень ранний портативный синтезатор. Я снова почувствовал потребность творить. И я начал писать на этом синтезаторе. Это привело к созданию группы. И тогда я подумал, а что теперь? Мы всё ещё говорим о том времени, когда печать собственных пластинок была не слишком распространена. Я понятия не имел, что делаю, но, как и всё остальное в моей жизни, я просто с головой окунулся в неизвестность. Первая вещь, которую я напечатал, была запись, сделанная на лодке на двухдорожечном магнитофоне. Но, не имея ни малейшего представления о процессе перехода с ленты на винил, запись звучала ужасно. Где-то в Южной Флориде есть коробка с парой сотен копий этой записи. Однако я быстро адаптировался и вскоре отвёл группу в нормальную студию, чтобы перезаписать пластинку (с альтернативной стороной B). В результате ряда мистических совпадений, которые я не могу понять и по сей день, эта маленькая пластинка, отпечатанная на юге Флориды, попала в руки голландского лейбла Ariola, который купил песню на стороне B «The Headlines Have It» для своей группы Urban Heroes, выпустившей её в качестве первого сингла. И снова меня посетила эта идея, и я понял, что пора собирать вещи и возвращаться в Нью-Йорк.
Когда амбиент-музыка начала интересовать вас, и был ли трудным переход от музыки, которую вы создавали в 80-х годах, к этому новому формату?
До относительно недавнего времени меня интересовала не столько амбиент-музыка, сколько электронная музыка. Меня больше тронула новаторская работа Томиты Snowflakes Are Dancing, чем ранние записи амбиента. Видите ли, всё возвращается к композиции. В тех ранних амбиентных работах не было никакой структуры. Для меня не было никакой целостности, просто кручение ручек. И только когда я услышал The White Arcades Гарольда Бадда, я сел и подумал: «Вот он, ответ!»
В то время, когда вы совершали этот переход, были ли другие артисты, на которых вы ориентировались, которые уже были на пути к созданию амбиент-музыки? Другими словами, было ли в то время что-то, что мог бы послушать человек, интересующийся амбиент-музыкой?
Не совсем. Были ранние работы Ино. Но, хотя я понимал их значимость, потому что зарождался новый жанр, мне всё равно нужно было какое-то подобие мелодии, чтобы удержаться. Невероятно простая причина, по которой я перешёл от вокала к инструментальной работе, заключается в том, что я устал от попыток заставить свой собственный голос звучать приемлемо. Мой первый инструментальный релиз, Ambiento, на самом деле просто отбросил мои прежние стили написания и придал произведениям больше пространства и движения. Я также только что открыл для себя сэмплеры. И я подумал: «Это хороший способ заполнить те места, где мог бы быть вокальный трек». Затем я услышал диск О Юки Коньюгейта Peyote, в котором племенная перкуссия сочеталась с великолепными синтезаторными настроениями. Я отправился в путь по новой территории.
Расскажите о корнях джаза в вашем музыкальном прошлом?
У меня нет корней в джазе. На самом деле, до недавнего времени я не мог «понять» джаз. Вы, наверное, уже догадываетесь, что я знаю, что есть высшие силы, которые направляют меня. Моё знакомство с джазом было ещё одним из тех мистических событий. Я был в местном магазине компакт-дисков и, поскольку на центральном островке было много народу, я решил быстро пройти через джазовый островок. Когда я проходил мимо, компакт-диск буквально выпал из корзины и приземлился у моих ног. На обложке был изображён жираф, идущий по голубому песку под зелёным небом. Я научился распознавать такие знаки, поэтому, не раздумывая, купил диск и принёс его домой. Диск был Wave Антонио Карлоса Жобима, и он оставался в моем проигрывателе в течение следующих нескольких месяцев. В тот день всё моё восприятие музыки изменилось. Я должен был узнать больше о музыке этого человека и созданной им форме искусства, известной как босса-нова. Этот момент определил моё музыкальное направление на следующие три года!
Что вы думаете о судьбе и о том, как Вселенная направляет вас в нужное русло?
Раскрыть тайны и смысл жизни на самом деле довольно просто. 1) Причина, по которой мы решили принять физическую форму, заключается в том, чтобы учиться, получать опыт и наслаждаться существованием. 2) Течение жизни можно сравнить с течением реки. Как только мы осознаем это, расслабимся и буквально «поплывём по течению», жизнь приведёт нас именно туда, где мы должны быть в каждый момент нашей жизни. Но мы должны внести свою лепту. Будьте готовы свернуть с дороги, по которой мы никогда не ходили. Часто трепет – это всего лишь реакция нашей сенсорной системы на новый фантастический опыт, который стучится в нашу дверь. Ради всего святого, откройте эту дверь! Постоянно рискуйте. Повторение знакомых и безопасных моделей застывает во времени и тормозит рост.
Это происходит постоянно или это только особые перекрёстки в нашей жизни, когда мы получаем этот дополнительный толчок?
Это происходит постоянно, постоянно. Однако, в моем случае, только в последние несколько лет я стал по-настоящему осознавать это, что вызвало своего рода эффект снежного шара. Как будто Вселенная сказала: «Хорошо, теперь он слушает. Пристегните ремни, мы едем на полном ходу». Оглядываясь на свою жизнь, я понимаю, что меня всегда направляли более великие силы. Поэтому в эти дни в своих медитациях я благодарю за то руководство, о котором молодой Ричард ещё не знал в полной мере.
Расскажите о ваших днях на британском лейбле Survival и о том, что привело к вашему уходу оттуда?
После того, как я вернулся в Нью-Йорк, я присоединился к невероятно театральной группе Shox Lumania. Для меня это было лучшее из двух миров – моя любовь к театру и любовь к музыке. В то же время я купил 4-дорожечную кассетную портастудию Teac (портативное устройство для многоканальной записи звука), в основном для записи демо-записей. Вскоре эти направляющие голоса сказали: «Нажми на эту». Так я и сделал. Эта запись была взята Survival Records UK. Они попросили у меня дополнительный материал, и я прислал партию записанных на 4-х дорожках демо, которые стали моим первым LP, Brave Tales. Затем лейбл прислал продюсера для записи последующей 12-дюймовой пластинки Joy of Radiation. Через несколько месяцев меня отправили в Лондон для записи моего второго LP, Expectacle. И тут возникли проблемы. Не зная, что лейбл движется в танцевальном направлении, я записал более экспериментальный концептуальный альбом под названием Grey Hideaway. Они его возненавидели, и альбом так и не был выпущен. Вскоре после этого лейбл закрылся, а мастер-ленты с записью Grey Hideaway исчезли. Так что всё, что у меня есть, это испорченная кассета с записью проекта. Где-то там, где-то есть мастер-ленты. Поэтому, как и несколькими годами ранее, я перестал писать на пару лет, устроился работать в бар и ждал, когда муза снова проснётся (я знал, что она проснётся, просто нужно было ждать).
Когда к вам пришла идея создать Quirkworks и почему именно новый лейбл?
Как я и знал, желание сочинять снова начало меня переполнять. Но, желая избежать контроля со стороны, я решил снова основать свой собственный лейбл, чтобы выпускать эти «причудливые» новые песни, которые я создавал. Так родился Quirkworks (я больше не мог использовать Rumble, так как получил отказ и запрет от Rumble Records на Среднем Западе).
К этому времени ваши представления об амбиентной и электронной музыке менялись вместе со временем?
У меня никогда нет ни малейшего представления о том, что происходит в стилистике в тот или иной момент. Те несколько раз, когда я пытался сочинить что-то в определённом стиле, это было катастрофой. Я давно научился просто делать то, что я делаю, в меру своих возможностей.
Расскажите мне об эволюции этих ранних релизов на Quirkworks.
Первые два релиза, Quirkwork & X Considers Y, были продолжением альбома Survival. Думаю, их можно назвать синти-попом, но с большим акцентом на звуковой коллаж и дизайн. X Considers Y содержит самую сложную вокальную работу, которую я когда-либо делал. Месяцы были потрачены на наслоения, гармонии и обработку вокала. Я как будто знал, что это будет моя вокальная лебединая песня. И всё же это работа, которой я очень горжусь (на самом деле последней вокальной работой была песня Overstated Papers для диска ANON, посвящённого помощи больным). Затем вышел инструментальный диск Ambiento, на котором в значительной степени проявилось моё новое увлечение сэмплерами, а также на первый план вышли мои латинские корни (моя мать была пуэрториканкой, и латинские ритмы всегда звучали в моем доме).
Чем The Eternal Now отличается от предыдущих релизов? Какова была мотивация музыки?
Этот релиз стал для меня поворотным, поэтому я буду предельно откровенен. Говорят, что духовное пробуждение часто происходит после драматического спада или «дна». Так было и со мной. Десятилетние отношения закончились, а годы гулянок привели к нездоровой связи с выпивкой. Когда я начал выбираться из этого одинокого омута, я почувствовал необходимость искать высшие смыслы. Я начал путешествие внутрь себя. За невероятно короткий промежуток времени моя жизнь начала меняться. Как будто я жил в черно-белом цвете, и вдруг, подобно Дороти, попавшей в страну Оз, всё предстало в цвете. Я проводил вечера, сидя за клавишными, при свете свечей. Музыка, которая рождалась в эти вечера, стала The Eternal Now. Это был самый мистический опыт. Почти внетелесный. У меня вообще нет воспоминаний о процессе записи. Эти сессии положили начало духовным ритуалам, которые будут предшествовать всем моим последующим работам. Буклет к альбому The Eternal Now был написан на базе лыжного домика в Нью-Гэмпшире методом автоматического письма.
Насколько сильно духовность и мистицизм влияют на ваш композиторский процесс?
В последние годы это стало основой всего, что я делаю. Но ещё раз хочу заметить, что не нужно делать из жизни, укоренённой в духовности, какую-то огромную проблему. Это просто вопрос осознания того, что мы все связаны друг с другом. Все мы, каждая молекула во всём сущем. Так часто я видел души с благими намерениями, которые создали такой ритуал вокруг своих духовных поисков, что нечаянно заменили одну созависимость другой. Их образ себя становится связанным с их занятиями, йогой, их шаманами, алтарями, перьями и кристаллами. Только когда вы можете стоять в одиночестве в пустом поле или комнате и знать, что вы – Бог, вы приблизились к своему духовному центру. Я знаю, что кому-то это утверждение покажется эгоистичным и иррациональным. Но поверьте мне, это сработал ваш эмоциональный фильтр, основанный на страхе. То, что мы на протяжении веков называли Богом, не является каким-то существом, сидящим где-то на облаке и выносящим приговор. Это, проще говоря, та энергия, которая порождает существование.
Как ваша работа для Halcyon и Hypnos вписывается в этот временной промежуток, и как возникло ваше участие в этих лейблах?
Несколько лет назад друг предложил мне ознакомиться с новым лейблом Hypnos. Мне понравились внешний вид и стиль лейбла, и я почувствовал, что хочу быть частью этого лейбла. В общем, я довёл Майка Гриффина до того, что сломил его сопротивление, и он попросил меня записать трек для первой компиляции Hypnos. С тех пор наши отношения развивались. Halcyon – небольшой бостонский лейбл, который обратился ко мне с предложением переиздать кое-что из моего каталога, который уже не издавался. Я выбрал свои любимые треки из Ambiento, и они, в сочетании с двумя неизданными амбиент-треками, стали Distillation.
Расскажите мне о том, как вы начинаете проект и доводите его до готового CD. Откуда берётся та искра, которая говорит вам, что у вас есть новое произведение, которое нужно записать, и что вы делаете с ним после того, как оно записано?
Каждый день я прихожу в студию, чтобы напитать свою душу, так же как каждый день я прихожу на кухню, чтобы приготовить еду для питания своего тела. Обычно я начинаю с возжигания благовоний или свечей (но не всегда, поскольку это, опять же, может привести к ритуальной созависимости). Затем я очищаю свой ум с помощью короткой медитации. Если у меня в голове есть определённая концепция, я приклеиваю изображение, представляющее эту идею, на окно за клавишными (студия находится на третьем этаже дома и выходит через эркер на небольшое озеро). Затем я выбираю случайный звук из своего оборудования и просто начинаю импровизировать, пока что-то не начнёт обретать форму. Как ребёнок в рождественское утро, в моей жизни нет большего кайфа, чем момент, когда новая песня начинает разворачиваться и раскрываться, как цветок. Когда через несколько месяцев я чувствую, что создано достаточно материала для нового целостного проекта, я возвращаюсь и слушаю треки снова в первый раз (закончив трек, я редко слушаю его, пока не придёт время собирать более крупную работу). Затем я доверяю своей интуиции, которая подсказывает мне, какие треки использовать. Я записываю весь записанный материал на один CDr. При воспроизведении я обращаю пристальное внимание на то, как моё тело реагирует на них. Когда трек вызывает у меня определённое возбуждение прямо в центре солнечного сплетения, я знаю, что он должен быть включён в новый проект.
Вы упомянули, что музыка вызывает у вас определённые чувства, когда она достигает той стадии завершения, к которой вы стремитесь, слышите ли вы от своих поклонников отзывы о том, какие чувства вызывает у них музыка, и похожи ли они на те эмоции, которые вы испытывали во время написания материала?
Всегда приятно слышать, как моя музыка отзывается в других. Когда я пишу, я не пытаюсь попасть в какую-то точку. Я чувствую, что музыка, идея, которая предшествует форме, была дана мне с пониманием того, что я буду использовать все свои способности, чтобы наполнить её содержанием. Её конечный пункт назначения зависит не от меня. Я знаю, что музыка достигнет ушей тех, для кого она предназначена.
Какие отношения у вас, как у исполнителя, с теми, кто слушает вашу музыку? Помогают ли эти отношения вообще определять вашу музыку?
Я полагаю, это похоже на те отношения, которые мы имеем с актёрами, которые нам действительно нравятся. Наши отношения действительно связаны с их творчеством, а не с самим человеком. Мы не обязательно знаем исполнителя или становимся его поклонниками, мы влюбляемся в его творчество. Поэтому я не пишу для кого-то другого. Это было бы своего рода ставить телегу впереди лошади. Я пишу в первую очередь для того, чтобы почтить свой дар, и в конечном итоге я должен угодить самому себе.
Давайте поговорим о ваших последних трёх релизах, Electropica, Coxa и недавно вышедшем Ascensionism. Какие связующие нити существуют между этими тремя релизами?
Думаю, лучше всего это можно описать так: это взгляды с трёх разных сторон на один и тот же перекрёсток. Пересечение между амбиентом и джазом. Они также являются отражением того, что происходило в моей личной жизни в то время, когда каждый из них появился на свет. Electropica родилась из моего нового увлечения Bossa Nova, Coxa отражает моё открытие фортепианного джазового трио 60-х годов, а Ascensionism отражает скорее книги, которые я читал, чем музыку, которую я слушал. Правда в том, что примерно на половине пути к Ascensionism я начал сокращать прослушивание джаза и пережил период, когда я слушал технику записи, связанную с лучшими психоделическими пластинками конца 60-х годов, в сочетании с музыкой Гарольда Бадда и Рубена Гарсии. Тогда я понял, что одна глава скоро будет закрыта и начнётся новая.
Что каждое из названий привносит уникального во всю трилогию?
Я думаю, что все они являются частью единого целого. Недавно я слышал, что некоторые люди ставят все три альбома в чейнджер и проигрывают их в случайном порядке. Я считаю это высшим комплиментом. То есть, они работают сами по себе, но каким-то образом, собранные вместе, создают нечто большее, чем сумма их частей.
Была ли идея трилогии, когда вы записывали Electropica, и знали ли вы тогда точно, какими будут остальные части?
Боже мой, нет! Это приковало бы моё внимание к результату. Я стараюсь жить настоящим моментом, не задумываясь о завтрашнем дне или даже через час. Это гораздо более спокойный способ жить.
Я читал в релизе диска Ascensionism о том, что это мистическое путешествие по Каббале, расскажите мне об основе этого диска и о вашем участии в Каббале. И как вы вписали каббалу в музыкальные рамки?
Дело не столько в самой Каббале, сколько в том, что на моём пути изучения многих духовных дисциплин я читал Каббалу в то время, когда была записана большая часть Ascensionism. Была ещё одна серия книг, которые также мистическим образом встретились на моём пути. Песня Ascensionism появилась у меня задолго до того, как она стала названием диска. Однажды я проверял книжные магазины в Сан-Франциско и увидел книгу под названием Your Path to Ascension. Конечно же, я не мог пройти мимо. Когда я начал читать книгу, то обнаружил, что названия песен, которые я уже написал, были темами для обсуждения в книге. Затем я начал читать целую серию работ о так называемых The Ascension Schools, которые в этих книгах описываются как среда обучения души, существующая на более высоком вибрационном плане.
В этих трёх релизах джазовый формат, кажется, достиг своего апогея, трудно ли вам было воплотить эту музыку в своём собственном стиле и так, чтобы она была узнаваема?
На самом деле я даже не подозревал, что новая музыка, которую я создаю, особенно подвержена влиянию джаза, пока один друг не отметил, насколько джазовыми были новые мелодии. Конечно, это логично, потому что именно это я играл дома. Но, как я уже говорил, у меня нет никакого предварительного плана, когда я начинаю. Никто не удивляется результату больше, чем я. Думаю, в конечном счёте, это помогает мне сохранять некоторую объективность, потому что я не сужу о том, попал я в цель или нет.
Куда сейчас направляется Ричард Боун? Чего нам стоит ожидать от вас в ближайшие несколько лет? Больше такой же замечательной музыки или больше сюрпризов?
Я не могу сказать, что именно ждёт меня завтра. Я узнаю, когда приеду туда. Однако в последнее время я читаю о древней философии тольтеков, и мы только что вернулись из тура по руинам майя/тольтеков в Чичен-Ице в Мексике. Это привело к появлению новой полностью амбиентной работы Tales from the Incantina. Мы сняли рулоны черно-белой плёнки в пирамиде, которые станут обложкой и иллюстрациями для нового диска. Я ожидаю, что он выйдет в марте или около того. Музыка подскажет мне, когда он будет готов.
Какие-нибудь пожелания напоследок, которые вы хотели бы оставить своим поклонникам, завершая это интервью?
Я хотел бы выразить свою благодарность всем тем, кто верил в мою музыку на протяжении многих лет. Знать, что звуки, которые я создаю, достигают ваших ушей, – это самый вкусный наркотик. Мир и любовь всегда.
Мы хотели бы поблагодарить вас, Ричард, за то, что вы поделились с нами и помогли нам понять человека, который живёт за музыкой, которая нам так нравится. Мы надеемся, что вы вернётесь в ближайшем будущем и будете информировать нас о том, каким был следующий шаг для вас и вашей музыки.