С 2010 года Франк Роте и Томас Кёлер выпустили четыре альбома на Syngate Records под названием Fratoroler. Последний, Nano, был выпущен к самому первому концерту берлинского дуэта в качестве поддержки Брёкхуиса, Келлера и Шёнвельдера в Zeiss Planetarium am Insulaner в Берлине. Незадолго до выступления два друга рассказали о своих тесных связях с Марио Шёнвельдером и командой Manikin, объяснили свой музыкальный подход и пояснили смысл своего увлечения Берлинской школой, чистейшими представителями которой они являются.
Расскажите мне о вашей встрече! Имеет ли она какое-либо отношение к музыке?
ТК – Это долгая история. Хотите короткую версию? Именно музыка свела нас вместе, но в совершенно другом жанре. Мы начинали в поп-рок-группе, где Франк был басистом, а я – гитаристом и певцом. А в 2000 году, как это часто бывает, группа распалась. Но мы по-прежнему прекрасно ладили друг с другом, и, прежде всего, нас объединяла страсть к определённому виду электронной музыки. Я знаком с Tangerine Dream с 70-х и 80-х годов. Я был на нескольких их концертах, включая знаменитый «Концерт мира» в 1981 году у Рейхстага перед 100 000 зрителей, а ранее в том же году в ICC [Международный конгресс-центр], также в Берлине. С тех пор у меня в глубине души всегда была мысль, что однажды я тоже смогу исследовать это направление как музыкант. После того как группа распалась, мы с Франком поговорили об этом. Нам обоим нравится этот стиль, так почему бы и нет?
FR – В то время персональные компьютеры стали предлагать всё более интересные и доступные возможности. Нас особенно интересовало тогдашнее развитие специализированного программного обеспечения. Томас познакомил меня с одной из первых версий секвенсора MicroLogic от фирмы Emagic (которая вскоре была выкуплена Apple).
ТК – Emagic была одним из немногих независимых производителей музыкального программного обеспечения. Но MicroLogic не был прост в использовании. Приходилось очень долго разбираться, чтобы найти определённые параметры, и вручную разрабатывать свои собственные протоколы. Всё это было очень кустарно. Парень, который мне его продал, постоянно уговаривал меня при малейших проблемах обращаться к нему. В результате я остался верен программе, которая со временем претерпела значительные улучшения, стала проще и позволила внедрять в неё VST-плагины и многочисленные виртуальные инструменты.
Как развивался ваш музыкальный проект, известный сейчас как Fratoroler?
ТК – Сначала это был сугубо частный проект.
FR – После распада рок-группы решение продолжать играть вдвоём сопровождалось решением отказаться от традиционных инструментов, больше не обременять себя басом, гитарой или барабанами. Мы хотели быть электронной группой. Но кроме MicroLogic и виртуальных инструментов, что вы используете для создания такой музыки? Синтезаторы. Мы начали изучать их. В Берлине как раз открылся магазин фирмы Quasimidi. Мы начали с синтезатора Quasimidi.
ТК – Это был Quasimidi Sirius. Очень простое устройство, но совершенно фантастическое. В нём было всё: секвенсор, вокодер. Очень немногие устройства такого размера могут похвастаться тем, что они были настолько совершенными и самодостаточными. И стоил он не так уж дорого: около 1500 марок. Более того, нам предложили специальную цену в честь открытия магазина. Наконец-то мы нашли синтезатор, способный воспроизводить звуки, которые мы знали и любили, звуки, которые мы уже слышали в Tangerine Dream! Затем последовали другие машины, такие как Yamaha SY-22 или Waldorf Microwave – вещи, которые сегодня уже не существуют.
FR – Коллекция продолжала расти. Мы начали встречаться каждую среду. Затем мы сделали наши первые записи и даже несколько частных концертов в моём подвале. И однажды мы решили, что пора идти дальше.
Марио Шёнвельдер и команда Manikin сыграли важную роль в вашем развитии. Франк, как вы стали частью семьи?
FR – Это всё Клаус Шульце виноват! В 90-х годах звукозаписывающие компании начали переиздавать все свои винилы на CD. Но для Клауса Шульце, похоже, было решено, что Live-альбом 1980 года останется неизданным на CD. Я подумал, что это позор, потому что это блестящая запись. Но однажды в Штутгарте, когда мы с женой зашли в музыкальный магазин, чтобы укрыться от дождя, я машинально заглянул в привычные корзины, и что же я нашёл? Я наткнулся на знаменитый Live! Я не мог поверить своим глазам. Я даже спросил продавца, могу ли я его послушать, потому что был уверен, что это ошибка. Вишенкой на торте стало то, что один из треков, который в то время был сокращён из-за ограничений винила, теперь был включён полностью. Я тут же купил альбом. Затем я посмотрел на обратную сторону обложки, где значилось название издателя – Manikin Records. Я никогда не слышал о них. Это был не обычный лейбл Шульце. Вернувшись в Берлин, я обнаружил, что штаб-квартира Manikin находится неподалёку. Я написал им письмо (в те дни не было ни Интернета, ни электронной почты), чтобы узнать, какие ещё самородки есть в их каталоге. На следующий вечер зазвонил телефон, и это был Марио. Час разговора. Я стал постоянным клиентом, счастливый от того, что такая музыка ещё существует. И именно в том знаменитом магазине Quasimidi мы встретились впервые, примерно в 2000 году. Затем он пригласил меня к себе в студию. Именно тогда я познакомился с очень открытым, целеустремлённым парнем, который просто хотел поделиться своей страстью. Поэтому, когда в 2003 году он сказал мне, что BK&S пригласили принять участие в третьем Hampshire Jam в Англии, и что группе нужен кто-то, кто поможет им перевезти оборудование, я не стал медлить. Я сделал всё возможное, чтобы поехать с ними, в том числе брал отгулы и так далее.
Что-то вроде дорожного помощника, не так ли?
FR – Именно! С тех пор я сопровождал BK&S в каждом туре. Я превратился из дорожного помощника в своего рода разнорабочего. Я настраиваю звук на их концертах, записываю их выступления и, с недавних пор, микширую их диски. Это также, проще говоря, большая дружба.
Ты также сотрудничаешь с Марио в музыкальном плане. Как бы вы сравнили ваш совместный проект, Filter-Kaffee, с Fratoroler?
FR – Fratoroler исследует ту же старую школу, что и BK&S. Разница в том, что Марио любит придумывать новые звуки, что Fratoroler делает в меньшей степени.
Томас, у тебя также есть сайд-проект?
ТК – Да, я всё ещё играю на гитаре. И немного сочиняю, в жанре рок и хард-рок. В настоящее время я разрабатываю проект по акустической гитаре. Но это долгая и совершенно другая история.
Давайте поговорим о Nano, вашем четвёртом альбоме. Все четыре были изданы компанией Syngate. Почему так произошло?
FR – Марио знал Лотара Лубитца, бывшего владельца Syngate, который также организовывал фестиваль электронной музыки Satzvey. Я несколько раз отвечал за звуковое сопровождение фестиваля. Когда Fratoroler начали записываться всерьёз, мы, естественно, спросили Лотара, будет ли он публиковать нас на Syngate. Он был открыт для любого проекта, лишь бы ему нравилась музыка. Для нас выбор был очевиден. Концепция Syngate подходила нам идеально. Когда вы издаётесь на лейбле, который называет себя Берлинской школой электронной музыки, вы знаете, что не можете ошибиться. Более того, это не промышленное производство. Конечно, некоторые критикуют качество, потому что диски не прессованные, а записанные. Со своей стороны, я считаю, что Килиан [преемник Лотара] делает очень тщательную работу, не только техническую, но и личную. Я хотел бы воспользоваться этой возможностью, чтобы поблагодарить его за неизменную преданность делу.
Так стоит ли слушателям Fratoroler ожидать чистой Берлинской школы?
FR – Да.
ТК – Очевидно.
Откуда взялось понятие «Берлинская школа»?
ТК – Оно относится к электронной музыке, созданной берлинскими пионерами, такими как Tangerine Dream, Ashra и Клаус Шульце, в период с середины 70-х до середины 80-х годов. Это десятилетие представляет собой расцвет Берлинской школы, вершиной которого, на мой взгляд, является альбом TD под названием White Eagle 1982 года. Как только закончились Virgin Years [1973-1983], всё было кончено, они отказались от этого стиля и пошли в другом направлении. Что касается происхождения концепции, я думаю, что это изобретение специализированной прессы, которая, должно быть, решила, что с появлением секвенсоров эти группы слишком далеко отошли от своих корней, чтобы понятие «краутрок» было применимо к ним.
FR – Это правда, что в 70-е годы мы ещё не говорили о Берлинской школе. Это была либо экспериментальная музыка, потому что она заключалась в том, чтобы возиться с новыми инструментами, пытаясь извлечь из них звуки, либо, проще говоря, электронная музыка. Позже, когда появились другие электронные стили, нам пришлось найти более чёткую разделительную линию. Только когда она была чётко определена как коммерческая ниша, Берлинская школа стала самостоятельным жанром. В нескольких словах: электронная музыка, основанная на секвенсорах, всегда немного экспериментальная, всегда немного эпическая.
Как вы создаете свои секвенции? Играет ли импровизация главную роль?
FR – Да, в самом начале, случайность составляет 70 или 80%. Мы программируем 8 или 16 шагов секвенсора. Затем микшируем.
ТК – Мы часто используем пресеты, продающиеся вместе с оборудованием.
FR – Но, тем не менее, мы часто создаём и свои собственные звуки. Мы начинаем с пресета, который звучит как то, что мы ищем, и изменяем его, пока не получим желаемый результат.
ТК – И, с другой стороны, иногда, манипулируя кнопками, мы получаем новый звук, которого не ожидали. Но 80-90% нашей музыки создаётся в ходе живых сессий на наших аппаратных инструментах. Мы импровизируем в течение 20 или 30 минут в подвале Франка. Некоторые сессии проходят настолько хорошо, что произведение почти готово. Остальное, например, добавление нескольких эффектов, завершается на компьютере. ПК остается инструментом записи. Мы очень мало используем мультитрекинг.
FR – Каждый из нас записывает свою собственную стереодорожку. Затем, если нам нужно добавить соло или инструмент, который мы не смогли сыграть вживую, мы всегда можем позже открыть новый трек.
Совершаете ли вы ошибки? Если да, то что вы с ними делаете?
ТК – Да, конечно, мы совершаем ошибки. Но исправить сессию после её завершения не так-то просто, особенно на аудио-треках, а не на миди-треках. Мы вырезаем ошибки. В 30-минутной сессии мы можем оставить только десять минут, которые считаем хорошими, затем отредактировать их как есть, или добавить ещё одну сессию до или после них. Идея в том, чтобы оставаться как можно ближе к исходному материалу.
В Nano вы не услышите никакой ритм-секции. Ни одного ритма. Вам это так не нравится?
FR – Иногда мы используем перкуссию. Например, они есть в треке Gastown с альбома Looking Forward [2012]. Но у нас вы никогда не услышите ритм 4/4. Никогда.
ТК – Это наш принцип. Несколько лет назад, на Ricochet Gathering, мы были поражены этим. Большинство групп там начинали прекрасно, с великолепными полётами фантазии Берлинской школы. Затем, через пять минут, они систематически вводили громоподобный ритм, который всё сводил на нет.
Возможно, это музыканты боятся, что их обвинят в старомодности, и поэтому надеются звучать «современно». Как будто определённый тип музыки был актуален только для определённого исторического периода.
ТК – Я не задаю себе таких вопросов. Важно то, что мы можем делать музыку, которая нам нравится. К счастью, есть лейбл, который поощряет нас делать это. Но я понимаю, что звукозаписывающая компания, целью которой является получение прибыли, смотрит на вещи иначе.
FR – Каждый должен иметь возможность выражать себя так, как он хочет. Не существует правильного или неправильного. Если кому-то интересна наша музыка, это прекрасно, если нет – тоже прекрасно. Мы просто придерживаемся этого принципа: никаких бинарных ритмов! Достаточно артистов уже делают это, и они прекрасно справляются без нас. Очевидно, что их творчество будет более приятным для ушей широкой аудитории. Кроме того, поэтому наша ниша – это ниша. Наша музыка менее доступна. Возможно, она требует многократного прослушивания. Вы должны дать ей шанс.
Но разве вы не хотели бы всё же выйти на более широкую аудиторию?
ТК – На самом деле это не является приоритетом.
FR – Нет, но и мы не сторонники берлинской школы, которые ценят винтаж. Мы используем современные виртуальные инструменты, но не позволяем себе зацикливаться на каком-то одном способе создания музыки. Мы не собираемся начинать играть на настоящем винтажном Minimoog, чтобы звучать более аутентично. Во-первых, потому что мы не можем себе этого позволить, а во-вторых, потому что это просто абсурд. Общее впечатление от прослушивания важнее, чем условия записи. Если виртуальный звук звучит слишком идеально, что ж, ничто не мешает нам его потом испортить.
Часто ли вы выступаете вживую?
ТК – Нет. Сегодня у нас первый большой концерт! Не считая наших маленьких концертов в подвале, я имею в виду. Так что мои инструменты сегодня впервые увидят солнечный свет.
FR – Кстати, спасибо BK&S за предоставленную нам возможность.
Планируются ли ещё какие-нибудь концерты?
FR – Если сегодня всё пройдёт хорошо, мы поговорим об этом снова. Но мы всегда будем сталкиваться с нашими физическими ограничениями. Большинство событий, связанных с этой сценой, происходит не в Берлине, а скорее на западной стороне.
ТК – Это не имеет значения. Помните, что это не основная наша деятельность, а хобби. Простого факта, что люди ценят то, что мы делаем, и поощряют нас, достаточно, чтобы мы были счастливы.
Sylvain Mazars
1 октября 2014 года